В сущности такое прозвище было совершенно справедливо, если судить это по одному приключению, о котором нам рассказывает Бонавентур де Перье[38] в своих «Повестях и рассказах», изданных в Амстердаме в 1711 году и героем которых является упомянутый шут. Калльэт еще изображен в «Корабле дураков», немецкой поэме Себастьяна Брандта, которая была переведена на французский язык также стихами и издана в Париже в 1498 году; знаменитый шут являлся здесь нам представителем новых обычаев, тогда как его предок, по шутоводству, олицетворяет собою старинные обычаи; в этой историйке он играет крайне жалкую роль, где предстаёт настоящим идиотом.
Пажи прибили Калльэту ухо гвоздём к столбу и бедный шут, так и остался, но сказав ни слова, он полагал, что ему придется провести всю жизнь таким образом. Мимо проходил один из придворных вельмож и, увидев Калльэта в таком ужасном положении, приказал его освободить. Затем, он захотел узнать, кто с ним устроил такую штуку, но Калльэт, в своем идиотизме, никак не мог объяснять этого. Тогда вельможа догадался спросить: – «Не пажи ли это? – «Да, пажи!» – отвечал Калльэт. Тогда призвали всех пажей и каждого спрашивали по очереди, который из них задумал такую злую шутку; но пажи не признавались и каждый из них отвечал, что это не он. К Калльэту также подводили каждого пажа, но он не мог узнать того, который пригвоздил ему ухо к столбу. Когда перебрали всех пажей и остался один Калльэт, то он также подошел к вельможе и сказал: – «Нет, это не я». Потом он побежал вместе с пажами, которые, вероятно, были готовы пригвоздить ему и второе ухо к первому попавшемуся столбу.
Эти пажи не делали большого различия между придворными шутами и животными из королевского зверинца. Ведь надо же было как-нибудь убить время, при таком строгом и серьезном дворе, каков был двор Анны Бретонской; мучая шута эти пажи все же употребляли на это два-три часа времени.
Калльэт, однако, пользовался большою популярностью. Менаж говорит в своем «Этимологическом Словаре», что в его время в середине XVII столетия, в Ниме и в Монпелье еще была в ходу поговорка: «Глуп, как Калльет». Быть может, это относилось к памяти другого Калльэта, который был прославлен в поэме, озаглавленной: «Жизнь и кончина Калльэта».
Этот Калльэт носил только одно одинаковое прозвище с шутом Людовика ХII и считался королем юродивых, а его настоящее имя было Жан Корелэн.
После Калльэта следует Трибулэ, который также был шутом Людовика XII. Настоящее имя этого шута было, согласно исследованиям г. Жаля: Февриаль, Фериаль или же лё Февриаль; о нём говорится с этими различными вариантами в отчетах 1523 и 1529 гг. В отчетах за 1523 год сказано: «Николаю лё Февриалю, брату Трибулэ, кухонному мальчику, отпущена сумма в шестьдесят фунтов ливров. В отчетах за 1529 г. значится: «кухонным мальчикам… Николаю Фериалю, брату Трибулэ, шестьдесят фувтовъ». Этот брат был моложе шута, последний протежировал ему и выхлопотал ему должность поваренка в королевских кухнях.
Прозвище Трибулэ происходит от старинного французского глагола tribouler, что означало мучить, беспокоить и который часто употреблялся в XIV и XV столетиях.
Трибулэ-Февриаль родился в окрестностях Блуа. Историк этого города Бернье, писавший в 1682 году, представляет его как тупицу, у которого даже вовсе не было таланта, как вообще у всех шутов, развлекать общество неглупыми словами или случайно сказать что-нибудь поучительное. Этот самый Бернье рассказывает, что Трибулэ еще до сих пор помнят в Блуа; если к кому-нибудь хотят отнестись с большим презрением, то обыкновенно, говорят, что о нем думают столько же, сколько о Трибулэ.
Отец Клемента Маро, Жан Маро, камердинер и историограф Людовика XII, рассказавший в стихах некоторые походы этого короля, описал наружность Трибулэ, как самую безобразную. У него была круглая сутуловатая спина, маленький низкий лоб, круглые глаза, толстый нос, неправильная форма головы и в довершение всего, этот человек в тридцать лет был не умнее новорожденного ребенка.
Известно, что маленький крестьянин из окрестностей Блуа еще в юном возрасте был призван ко двору Валуа; ему очень понравился роскошный дворец Людовика XII. Там его вырвали из рук пажей и лакеев, которые всегда любили злоупотреблять слабостью других и дали ему наставника, по имени Мишель Ле Вернуа, которому было поручено выдрессировать Трибулэ настолько, чтобы он мог играть, как следует, роль шута; наставник, действительно, успел развить ум своего ученика так, что тот мог занять назначенную ему должность при дворе. Для того, чтобы достигнуть подобных результатов, Ле Вернуа употреблял не только нравственный внушения, но часто прибегал и к телесным наказаниям, если только верить рассказу Бонавентуры де Перье.[39]