Шут-парад, или Правдивые истории обо всех шутах, паяцах, скоморохах и буффонах, паясничавших во все времена во всех странах и у всех народов мира

В сущности, если бы Трибулэ и был бы жив как утверждают эти анекдоты, то он совершенно не походит ни на Трибулэ Берньэ, ни даже на Трибулэ Раблэ, хотя автор «Пантагрюэля» два раза дает ему эпитет юродивого; лицо, которое изображает священник Медона в знаменитом свидании с Панургом, именно и есть настоящий дурак. Панург спрашивает у Трибулэ, хорошо ли он сделает, если женится и рассказал ему о своем деле в самых красноречивых и изящных выражениях. Но прежде чем последний успел кончить, Трибулэ ткнул его кулаком в спину, дал ему в руки бутылку и свиной пузырь с горохом и вместо всякого ответа, сказал ему, качая головою: «Богом тебе клянусь, остерегайся монахов. С этими словами он отошел прочь и стал играть пузырем, прислушиваясь к звуку горошин. После этого от него нельзя было добиться ни одного слова: Панург хотел еще обратиться к Трибулэ с каким-то вопросом, но тот вынул свою деревянную шпагу и хотел было ударить своего собеседника. Панург тогда сказал. «Нечего сказать, прекрасное решение. Этот шут очень глуп, этого нельзя отрицать, но еще глупее тот, который его ко мне привел, а я глупее всех, потому что сообщил ему свои мысли.»

Что же касается до того Трибулэ, которого изобразил Виктор Гюго, то это такой тип, который внушает к себе полное сочувствие; поэт обессмертил имя шута Франциска I. Эта идеальная личность, жертва отцовской любви, облагородила презренную должность королевского шута; это в полном смысле человек, он страдает, плачет и мстит за себя и только одно его имя напоминает исторического и легендарного Трибулэ.

Как кажется, кроме Трибулэ, при дворе Франциска I было еще много и других шутов. Клемент Маро оставил нам эпитафии некоего Жуана, шута Луизы Савойской, матери короля:

«Я был Жуаном, но никогда не имел жены и глупость моя была очень велика. Все дураки и все Жуаны приходите сюда за меня молиться, но только один после другого, а ни как не вместе; это место, как мне кажется, очень мало для всех. Притом все вместе могут говорить очень громко, а это потревожит мой покой. Кроме того, если какой-нибудь умный человек прочтет мою эпитафию, то я приказываю, если он вздумает посмеяться, то пусть лучше пройдет милю. Разве можно смеяться над умершим?»

В сущности этот Жуан только и известен по этой эпитафии Mapo. Конечно, он не был единственным соперником Трибулэ. Еще упоминается о некоем Вилльманоше, который, по словам Паскье[43], не отличался большою глупостью, а только, когда заходила речь о его свадьбе, то он говорил, что нет ни одной принцессы, которая не была бы в него влюблена. Конечно, вероятно к этому Вилльманошу следует отнести и два ответа Франциску I, о которых упоминает Бонавентур дэ Перье, не объясняя в точности имени автора этих ответов. «Так как в этой книге[44] говорится о Трибулэ, то мы назовем еще одного шута, который посоветовал королю для улучшения его денежных средств, необходимых для войн, следующее: «Одно из этих средств, государь, – сказал шут, – это то, чтобы ваши обязанности исполнялись бы попеременно некоторыми жителями королевства,[45] сделав это, я ручаюсь, что у вас прибавиться, по крайней мере, два миллиона золотом. Конечно, король и его приближенные много смеялись над этим. Другое средство заключалось в том, чтобы издать эдикт, по которому кровати всех монахов должны быть проданы, а вырученные деньги внесены в казну.

Однако, ни Жуан, ни Вилльманош не затмили звезды Трибулэ при дворе Франциска I. Любимый шут до самой смерти оставался при занимаемой им должности. Но в следующее царствование и даже с 1586 г. эта должность перешла к другому, который, действительно, был умным человеком или, но крайней мере, очень ловким; он был представлен потомству Брантомом. Прптом ннкто не оспаривал тех острот, которые приписывались этому шуту, как оспаривались разные острые словечки, приписываемые Трибулэ. Этот король шутов и мистификаторов своего времени был знаменитый Брюскэ.

Глава V. Официальные шуты (продолжение)

Брюске.

Настоящее имя Брюскэ было Иеган-Антуан Ломбар. Его прозвали Брюскэ, вследствие живости его характера и его скорых возражений.

Он был родом из Прованса и после своих первых же дебютов занял уже известное положение в среде шутов. Лишь только он брал в руки жезл, как становился мастером своего дела. При исполнении своих обязанностей шута, он призывал на помощь свое пылкое воображение, и весь запас остроумия детей этой чудной и веселой страны, Прованса, которые отличаются свободным, независимым умом. Прованс – это колыбель замечательных ораторов и вообще тех талантливых людей, которые сыграют всякую роль с одинаковым успехом, хотя бы даже это была роль шута.