Шут (СИ)

  Слушая разговоры своих соседок, пытаясь вникнуть в их заботы, он вспоминал последнюю встречу с Ваэльей. Из всех уроков, что она давала ему, этот, пожалуй, был самым непростым...

  - Кто-то однажды сказал тебе, что ты другой, особенный. И ты взял эти слова и несешь их всю жизнь как знамя. Вот поглядите - я особенный! - изображая Шута, наставница возвела глаза к небу и смешно взмахнула руками. - Ах, Патрик... Кто бы ни был тот человек, он, наверное, знал, что говорил... Но с той поры немало воды утекло... Ты уже не хрупкий мальчик, которого любой может сломать. Ты мужчина. Молодой, красивый, сильный. Да, ты отличаешься: ты наделен Даром. Большим Даром. Но это не делает тебя ни лучше, ни хуже других людей! Ты такой же, как и все они. Такой же, как эти рыцари, которых ты так презираешь. Как эти дамы-сплетницы, легко меняющие одну королеву на другую... Не смотри на меня так. Неужели ты сам никогда прежде не задавался этим вопросом? Почему люди видят в тебе чужака? Почему всегда готовы ударить тебя? Не рукой, так словом?

  - Не знаю... - Шут был даже не смущен. Он едва мог дышать, растерянный, раздавленный этими словами.

  - Подумай! Подумай, Патрик. Тебе дано так много! А ты надел колючую броню и позволяешь себе быть добрым только с теми, кто слабей тебя...

  Он смотрел в пол, не зная, что сказать. Кровь стучала в висках так, что мутилось перед глазами.

  - Да, потому, дрогой мой, - воскликнула Ваэлья, - что ты сам себя не любишь, считаешь недостойным доброго отношения. У тебя это на лице написано! - взволнованная, она встала из кресла и принялась мерить шагами комнату. - А раз так, то почему остальные должны видеть тебя иначе? Но хуже того! Ты не только себя не любишь, но и про других людей привык думать разные пакости. Заранее ждешь от них обиды. Кому же это понравится, а?.. Патрик, Патрик... Глупый, поворачиваешь свою силу против себя. Да, ты другой... Но почему ведешь себя так, словно все вокруг - злодеи, неспособные быть твоими друзьями? Почему не позволяешь твоему внутреннему свету озарить эти печальные судьбы других людей? Почему не поможешь им стать лучше?

  - Не знаю... - вновь прошептал он еле слышно.

  - Потому что ты с а м в каждом привык видеть чужака. Разве нет? Разве тебе не кажется, будто окружающие не способны понять всей глубины твоей души? М?

  Шут молчал. Он чувствовал - Ваэлья права, но не знал, что можно ответить на такие слова.

  Наставница глубоко вздохнула и устало потерла веки пальцами. Она выглядела так, словно не разговор окончила, а вспахала целое поле. Глядя на нее, Шут понял, что последние несколько минут ведунья не просто задавала ему каверзные вопросы, а на пределе сил работала в Потоке. С ним работала, с обиженным на весь мир ранимым недотрогой в колючках...

  - Пришло время снять эту броню, Патрик, - промолвила ведунья. - Прежде она была нужна тебе, но теперь ты уже достаточно окреп.

  Шут знал, что этот урок - из всех самый важный... Именно поэтому - последний. Провожая его до витых ворот, наставница ни словом не обмолвилась больше ни о Руальде, ни о Даре, она лишь попросила Шута крепко запомнить и осмыслить все сказанное в этот вечер...

  Вернувшись в Брингалин, он долго стоял перед зеркалом, смотрел на отраженного в нем человека и пытался найти в его чертах хоть что-то от мальчика из бродячего балагана. Тщетно... Тот доверчивый ребенок канул в прошлое. Зеркало отражало хмурого молодого мужчину.

  'Ты уже не хрупкий мальчик...'

  'Ваэлья права, - думал он, изучая своего двойника за стеклом, - Дело не в моем теле, не такое уж оно и убогое, как мне казалось. Дело, пожалуй, и впрямь - в глазах... - что-то было в его взгляде от побитой уличной собаки, вечно ожидающей пинка. Совсем, как у Мирты. Кто бы мог подумать... А если не знать что не так, то и не поймешь... И раньше ему не приходило в голову искать изъян именно в этом... - А ведь бездомные мальчишки чуяли... потому и цеплялись ко мне. Надо же... понадобилось столько лет, чтобы понять это. Да и то, не сам догадался...'

  Шут много думал о словах наставницы. С того дня он стал пристальней вглядываться в лица тех, кто волею судьбы оказывался рядом с ним. Он будто вновь впервые вышел за стены монастырской обители и жадно изучал окружающий мир, на сей раз ища в нем не подтверждения собственной слабости, а понимания и родства...

  К сожалению, служанка Мила была не из тех, с кем интересно общаться, поэтому ни о каких добрых отношениях с соседками речи не шло. У подружек друг от друга секретов нет, а Шуту имелось что скрывать, и он по-прежнему оставался чужаком...