Шут специального назначения

– Поднимай выше, братан, фруктово-плиточная республика Молдова. Гордая и независимая.

– Иди ты!

– Уже в пути, – хихикнул Толя и с удовольствием затянулся. – Но все равно Молдова. Правда, эту прелесть там уже лет пять не выпускают.

– Да хоть Эстония, все равно здорово.

– Точно.

Посидели в молчании, понемногу, как воробышки, отхлебывая из бокалов.

– А ты сделай, как я, – вдруг заявил Толя.

– В смысле?

– В смысле, хорош кукситься. – Он слегка освежил посуду. – До сих пор по конторе тоскуешь или я не прав?

– Вообще-то нет, а так да, – вырвалось у меня, против желания. – А у тебя, можно подумать, все не так было?

– Ага, – тезка наклонился поближе, – совсем не так. Во-первых, я ушел сам, хотя, поверь, очень уговаривали подумать и остаться. Ну, а во‑вторых…

– Что? – начал втягиваться в разговор я.

– Биография, дружище, – как следует глотнул он. – У тебя папа, царство ему небесное, в цирке работал?

– Ну.

– А дед?

– Тоже там же, но в администрации. Травмировался по молодости.

– А у меня, Толян… – «соратник» передернул плечами. – Ты в нашей Стекляшке[12] в музей заглядывал?

– А то.

– Значит, фото моего деда видел. Нелегал, Герой Союза, между прочим. А папина фотография лет через тридцать, думаю, появится, когда дела его скромные рассекретят. А может, и позже.

– Так ты, значит…

– Шпион, получается, в третьем поколении, – добавил он персонально себе и употребил. – Вот такие, тезка, дела.

– Ну, тогда вообще не въезжаю…

– А все просто. Дед, – тут в голосе его неожиданно зазвучала нежность, – появился в столице, когда мне было лет шесть. Геологом, сказали, на Крайнем Севере трудился. Обитал совсем один на Соколе в крошечной «двушке». Меня любил, часто забирал пожить к себе от мамы. На «Волге» катал, тогда это круто было. В зоопарк с ним ходили, в кино, за город ездили, – Толя вздохнул.

– А почему один?

– Супруга не дождалась героя из загранкомандировки, дело житейское. Поэтому протянул аж до шестидесяти двух, можно сказать, повезло еще. Ну а потом, ясное дело, инсульт, вторая наша профессиональная болезнь. – Он поморщился и как-то странно сморгнул. – Далее Ваганьковское, оркестр, ордена на подушечках, троекратный залп. Присыпали, заровняли и пошли в ресторан скорбно водку кушать.

– Грустно, – заметил я.

– А ни хрена. Вот с папой действительно получилось невесело. Мама-то от него не ушла, как надо было бы. Дождалась, как путная, возвращения на Родину и… – отпил, – и быстренько подселила на участок с оградкой к деду.

– Почему?

– Не почему, а за что. За испохабленную молодость, отцветшую красоту и загубленную на корню жизнь. Такое, сам понимаешь, не прощается. В общем, папа всего-то четыре года на пенсии и прожил. Инфаркт, первая наша профессиональная болезнь, медицина, как водится, бессильна. А я на похороны не поспел, операция у нас проходила в… – Толя беззвучно выругался. – Вот так-то.

– А ты?

– Меня, мил человек, с раннего детства к профессии готовили. Сам еще не знал, что за работа ожидает, а уже старался. Учеба исключительно на «отлично», спорт, режим, – он скривился. – Это надо же, все детство с юностью мимо прошли. Ребята в футбол гоняют, чуть повзрослели – пиво хлещут да с девками хороводятся, а у меня учеба, тренировки и ровно в десять отбой, потому что режим.

– Страдал небось?

– Ни черта подобного! – он горько рассмеялся. – Гордился и готовился. В итоге школа с медалью, военный институт с красным дипломом… – что-то глухо пробормотал он себе под нос. – Окольцевался сразу после выпуска, как положено. В жены взял девушку из хорошей семьи. Маме она, кстати, сразу активно не понравилась. Вот я было и решил, что повезло.

– А что дальше? – Честное слово, стало интересно.

– В нелегалку меня прочему-то не взяли, вот страдал-то, дубина, – опять отхлебнул. – Дальше консерватория[13], первая командировка и сразу три «палки»[14], ты прикинь! В общем, когда папы не стало, был я уже в тридцать два досрочно подполковником, передовиком, отличником, ВРИД[15] зама резака[16] в одной серьезной стране ко всему прочему. Три ордена, куча благодарностей, все такое.

– Нехило!

– Точно, – кивнул он. – А еще сердце начало покалывать, и с желудком проблемы начались.

– Третья профессиональная?[17]

– Она, родная.

– А не рано? – удивился я. – В тридцать-то с небольшим.

– В самый раз, – Толя глянул исподлобья, налил нам обоим и быстренько хлобыстнул. – В резидентуре работа тоже не сахар, что бы там ни говорили. И нервы сгорают, как в топке. Опять же супруга. Повезло мне со второй половиной, честно скажу, еще больше, чем папе.

– А говорил, из хорошей семьи и маме не понравилась.

– Можно подумать, в хороших семьях стервы не родятся, – огрызнулся Толя. – А так – умненькая, интеллигентная, кулек[18] закончила. Такие, брат, драмы закатывала, Шекспир отдыхает. И все – исключительно собственного сочинения, а сама в них – режиссер, главная героиня и даже рабочий сцены.

– Так развелся бы, делов-то.

– Хрена лысого! – взревел он. – В нашей конторе, что при Союзе, что сейчас, на это дело табу. Бросил жену, считай, изменил Отчизне.

– Дела, – протянул я.