Шутить и говорить я начала одновременно

Меня принялись кормить интенсивно, и что-то со мной произошло: желудок отказался переваривать что бы то ни было, все съеденное из меня тут же извергалось в глобальном поносе. Родители мои были не бедными людьми, показывали меня разным врачам, те велели кормить тёртыми яблоками. Ну хорошо, тёртые яблоки я ела, тёртые яблоки из меня тут же выходили. От слабости я уже и двигаться не могла. Отчаявшаяся бабушка решила меня все-таки вывести на прогулку, меня на руках снесли с лестницы, посадили на извозчика. На улице я увидела бананы и попросила их. Мне? Бананы? При таком поносе? Бананы я всегда любила, упёрлась — хочу бананы. Бабушка перекрестилась — была не была — и купила мне полтора килограмма бананов. Кажется, за прогулку я все их умяла, и понос прекратился, как отрезало. Домой я вернулась уже здоровой. Врач потом удивлялся.

— Бананы… — рассуждал он. — Вообще-то бананы тоже хороши в таких случаях, но откуда мне было знать, что она любит бананы?

Бананы произвели решительный перелом в моей болезни, и вскоре я стала выглядеть как пончик в масле, что документально подтверждает сохранившаяся фотография.

Так до войны я и росла на бананах, и банановая диета оказала потрясающее воздействие на укрепление моего организма. Благодаря ей я смогла много чего вынести в жизни…

А теперь от экзотических бананов перейду к отечественным яблокам. Их я тоже всегда любила. Как-то отец получил в подарок от знакомого владельца сада два ящика яблок, как сейчас помню, это были малиновка и коштель. Читая, я любила грызть яблоки, вот и ела без ограничения, усеяв огрызками весь дом. Через недельку отец вспомнил о яблоках и попросил мать принести из подвала несколько штук, а та ответила, что яблоки уже все вышли. Он не поверил, спустился в подвал, желая убедиться в этом лично. Действительно, ни одного не осталось. За неделю я слопала пятьдесят килограммов.

Я часто слышала, как от детей на ключ запирали буфеты и кладовые. У нас так не было заведено. После того как несколько первых лет жизни я вообще ничего не ела, никому и в голову не приходило отказывать мне в какой-то еде, я могла, при желании, сожрать все запасы продовольствия в доме, и это вызвало бы только крики восторга. Единственное ограничение в еде заключалось в том, что меня старались приучить питаться рационально, то есть сладкое на десерт, а не наоборот.

У нас в деревне Щенсна в двух с половиной километрах от Груйца был садовый участок, который отец приобрёл для матери, желающей развести собственный сад. Это было как раз перед войной. Мать разбила сад, деревья как-то очень быстро стали приносить плоды, а местное население их ещё быстрее обрывало. Окрестные крестьяне посылали на это дело младшее поколение. Мне очень обидным казалось, что местная детвора оборвёт мою любимую грушу, и я поспешила сделать это сама, не дав созреть плодам. Таких болей в желудке я не испытывала никогда раньше и никогда позже.

К этому садово-огородному участку я ещё вернусь, а пока скажу лишь, что благодаря ему умею и рожь жать серпом, и картофель окучивать, а тысячелистник с тех пор у меня непременно ассоциируется с индейками, которых мы разводили на своём участке. И не только индеек. Вкалывала вся семья, зато не было недостатка в свежих яйцах, масле, колбасах, не говоря уже об овощах и фруктах. Питались мы очень неплохо, поэтому никак не пойму, почему на меня такое впечатление произвёл празднично накрытый стол на именинах супруги одного из наших знакомых в тех краях. Это был хороший знакомый родителей и поклонник матери. И был он страшно богатым человеком, владельцем квадратных километров садов и отцом семи дочерей. Колоритная фигура, вызывающая у меня глубокую симпатию. Очень походил на Болеслава Храброго в изображении Матейко. Я очень любила его и всегда охотно ездила к ним в гости. Он дико, по-страшному желал иметь сына, а жена рожала ему только дочерей. Кажется, был у него один внебрачный сын, но он желал законного. А дочери все были писаные красавицы, высокие, стройные, дородные. В день именин хозяйки самой младшей было всего восемь месяцев, и позже она не уступала по красоте своим сёстрам.

Предупреждаю уважаемого читателя, что в моей «Автобиографии» будет много лирических отступлений, что я то и дело намерена забегать вперёд, хронологию трудно мне соблюдать, так что уж, пожалуйста, примиритесь с этим.