Шутка

Тренировки ради гонок? Для себя неинтересно? А как же поэзия спорта? Ах, да, поэзия не для него, ну, ладно, пусть будет музыка спорта, вдохновение, наслаждение, удовольствие, наконец. Тот душевной настрой, то ощущение своей силы или что там находят спортсмены в спорте? Наконец, делание себя, закалка, ну, скажем, как Рахметов с его гвоздями. И что значит — неинтересно?

Катя любила зимой ходить на лыжах и чуть отстать, и, пока кто-нибудь из ребят ее ищет, тихонько постоять, послушать воздух, лес, посмотреть и увидеть, как искусно украсил деревья снег, как играют солнечные блики. И вдохнуть воздух, и почувствовать, как он вкусен, и как вся она наполняется и свежестью, и радостью — и хруст снега, и не слишком испуганное: "Я так за тебя испугался".

Обязательные сдачи норм ГТО окончательно убедили Катю, что она не способна понять ни спорт, ни спортсменов: какой смысл бежать на лыжах по лесу, не видя леса, не видя ничего, кроме узкой полоски лыжни, и ощущая лишь привкус соли во рту и боль — в груди, в висках, в ногах. Ради чего? Кого это накормит? Кому облегчит жизнь? Только подорвет твое здоровье. Можно ли жить без поэзии? А без спорта? Катя не говорит про физкультуру, но большой спорт — это что? И, тем не менее, миллионы людей во всем мире во все времена преданны спорту. Воистину про все один может сказать: "Без этого можно жить", а другой: "Мне без этого жизнь не жизнь".

Снова тема для дискуссии, для диспута, еще одного пространного абзаца.

"Здорово Вы подметили "пишите, что в стихах Евтушенко "стыдно не быть великими, каждый им должен быть" нет ничего нового, и тут же — лучше быть средним химиком". Это вы за Евтушенко заступаетесь или меня ругаете?"

Что он все про Евтушенко? Других поэтов что ли в стране нет? Кате уже неинтересно читать и рассуждать про Евтушенко, колесо ее жизни повернулось на несколько оборотов, и, как в калейдоскопе, щелкнуло, и чувства, и мысли, и увлечения легли новой картинкой — и детали те, и краски прежние, а узор нов и непохож на прежний. Андрей принес ей напечатанные на машинке стихи Гумилева. И стихи, в общем-то, не про любовь, а так — жирафы, Африка. А Катю загипнотизировали. Она читала, читала и словно плыла куда-то в ласковом уютном море, и вода была упруга, и лежать было удобно, и вставать и выходить на берег (пора бы!) лень.

Сначала Катя хотела отобрать и переписать себе в тетрадь пару стихотворений, но перечитывала и перечитывала толстенную папку, и, так ничего не выбрав, стала на отцовской машинке печатать все подряд.

Ах, как все в стихах было хорошо. Про девушек с зелеными глазами — Кате, конечно, сразу показалось, что стихи прямо про нее написаны, ведь она девушка с зелеными глазами. Поэт знал про нее такое, чего она и сама о себе не знала, понимал в ней то, чего она в себе не понимала. И все звучало и звучало в голове: "Жил беспокойный художник в мире лукавых обличий; Бабник, развратник, безбожник, но он любил Беатриче". И все думалось о некоем художнике — ну, не обязательно с кистью в руке, пусть он рисует хоть самолетами в небе, но он, непременно, творец, и ему, как воздух, необходима она, Катя, чтобы жить, творить.

Пираты, ущелья, тигры. Как все необычно и прекрасно. И никакой политики подлинная лирика. Не верилось, что поэт — белогвардеец. Правда, Андрей сказал, что то была ошибка, но пока сообщили Горькому, пока тот звонил Дзержинскому поэта расстреляли, и это было так нелепо и так обидно.

Катя просидела над машинкой весь выходной, но не успела перепечатать и половину. Подумала, надо бы убрать папку с глаз родителей, да отмахнулась от своих мыслей: никого в доме, кроме нее, стихи не интересуют, родители, как Володя, считают, что страна живет ими, инженерами. А отец не поленился, достал энциклопедию, прочитал, что Гумилев расстрелян как участник белогвардейского заговора, и… что тут началось!

Папа, да ты раскрыл стихи? Ну, какой заговор, у него ни слова о политике!

Но читать стихи отец не собирался. Он негодовал.

Стихи белогвардейца. Врага. Принесла в дом. Читает. Мало того. Перепечатывает. На его машинке! Чтобы КГБ!

О, Господи.

Катя села писать письмо Володе — про все свои горести и обиды и про радость открытия нового поэта.

Писать письма Володе — изумительно. Катя напрочь уходит из реальной жизни, с головой погружаясь в океан собственных чувств и раздумий.