Чтобы хоть как-то избавиться от страха, она начала считать ступени. Всего их оказалось пятьдесят четыре. Лестница обрывалась широкой площадкой, с разных сторон которой располагались тяжелые дубовые двери с железными решетками на маленьких окошках.
В одну из этих дверей постучал сопровождающий ее змеелюд.
— Что еще надо? — Недовольно рявкнул чей-то голос, но, тем не менее, дверь медленно отворилась сама собой.
Цету снова подтолкнули, и на негнущихся ногах она прошла в небольшое, но очень чистое помещение. Девушка могла поклясться, что здесь чувствовалась женская рука.
Обстановка в комнате оказалась достаточно спартанской: небольшой письменный стол, два кресла, да книжная полка — вот, собственно, и все.
За столом сидел сморщенный старик в черной мантии. Со стороны он казался обычным добрым дедушкой, но это было далеко не так. Человек не удостоил вошедших даже взглядом, внимательно читая развернутый перед собой свиток.
— Ну? — Также не поднимая глаз, задал вопрос старик. — И чем же я обязан вашему визиту?
— Без пропуссска, — голос змеелюда внезапно сел. — Велено сссразу к вам, ваше темнейшшшество…
Старик сморщил нос. Эти глупые титулы… И что они в них находят?
— Так-так-так, — старец наконец-то оторвался от созерцания свитка и внимательно посмотрел на девушку. Глаза его тоже казались обычными. Нет, не добрыми, но в них не было зла и жестокости. Смерив Цету взглядом с ног до головы, он прицыкнул и обратился к стражникам: — Ну что же, господа, можете быть свободны.
Сорги вмиг покинули помещение. Они были рады избавиться и от пленницы, и от общества черного мага.
— Прошу, садитесь, — ленивым жестом он указал на свободное кресло. — Нам предстоит серьезный разговор, и от того, останусь ли я им доволен, зависит ваша дальнейшая судьба, сударыня.
Теперь в его глазах промелькнула хитрость.
Цета стояла, не в силах пошевелиться. Маг не выглядел страшным, напротив — добродушным, но интуиция подсказывала, что это всего лишь маска, таящая за собой настоящее зло.
Видя, что девушка так и осталась стоять на месте, он удивленно вскинул брови, и ноги Цеты без участия самой девушки направились к креслу. Села она на мягкие подушки, так же сама того не желая.
— Итак, — голос старца казался скучающим. — Кто вы и почему не имеете пропуска?
А что она могла ответить? Сказать правду? Тогда начнется допрос по полной, и палачи непременно развяжут язык. Врать? Но судя по тому, какой магией обладает этот старик, ему не составит особого труда почувствовать ложь, и тогда все обернется столь же плачевно. Получается, она оказалась в безвыходном положении.
Ее молчание черный маг расценил по-своему:
— Боишься? — Он выдержал паузу. Цета понимала, что обязательно должна что-то сказать, ну хоть что-нибудь, не молчать, но все слова внезапно застряли в горле. — И правильно делаешь. Со мной шутки плохи.
В груди у девушки стало совсем холодно и нехорошо. Она опустила глаза. Созерцать пол было, во всяком случае, лучше, чем смотреть в хитрые глазенки старца.
— Ну что молчишь? Язык проглотила? — Терпение старика лопнуло, как мыльный пузырь и в его тоне проскользнул гнев. — Ну, ничего, развяжут.
Старик медленно потянулся к небольшому колокольчику, выжидательно смотря на девушку, словно давая ей время на «правильное» решение.
Внутри у Цеты все сжалось. Предать своих товарищей, спасая свою шкуру? А кто сказал, что ее шкуру сохранят и не повесят вместе с другими на одну стену? Как ни крути, здесь дилемма явно не в ее пользу. Но друзей предавать нельзя. К тому же чашу весов перевешивает Ключ, который ни в коем случае не должен оказаться в руках прислужника Тьмы.
Раздался звон — чистый и веселый.
Словно и не был он звоном горькой тризны.
Она медленно подняла глаза и посмотрела на старца. В его взгляде читалась немая укоризна, и так ей захотелось все ему рассказать… И о том, сколько человек вошло вместе с ней в Ариакан, и куда они направлялись, и о Ключе, что является последней надеждой мира. Рассказать все на чистоту, ничего не скрывая. Спасти свою жизнь любым способом.
Взгляд девушки скользнул на эльфийский плащ, и ее губы тронула горькая улыбка.
«Нет, — подумала Цета, собирая остатки мужества. — Разве можно предать тех, кто делил с тобой тяготы долгого пути, последнюю краюху хлеба; тех, кто протянул руку помощи, когда ты в ней нуждалась»!?
Нет. Предать своих друзей она не сможет.
— Извините, — горло сжалось в спазме и слова прозвучали неожиданно хрипло. — Мне нечего вам сказать…
И сразу почувствовала, как желание рассказать все черному магу исчезло.
— Вот оно, значит, как, — скорбно проговорил он, печально вытягивая сухие губы и мелко покачивая головой. — Тогда не взыщи…
Его речь прервал тихий стук в дверь. Старик ели заметно махнул рукой, и створка отворилась, являя в проеме уродливого и горбатого человека.