Шутка жизни

— А… Как тебя зовут, ковбой?.. — с каждой секундой было всё сложнее и сложнее слышать чужой голос.

— Быков… Геннадий Анатольевич, — это было самое длинное, что он мог выдавить на данный момент.

— Чёрт… — обескураженно воскликнул незнакомец и умолк.

Медленно-медленно тянулись секунды тишины. Гена стал уже сомневаться в продолжении разговора. Он слышал, как завывает буря над ними. Шум мешал различить ещё трепещущие дыхание незнакомца.

— Не знаю, говорить тебе… или нет, — наконец заговорил он.

— Что… — без интонаций произнёс Геннадий.

— На пороге смерти… ты же не умрёшь… спокойно… Да и я тоже… в принципе…

— Скажи уж!.. — еле выкрикнул тот, наблюдая, как медленно и бесконтрольно опускаются его веки.

Собеседник вздохнул — вздохнул так тяжело, как вздыхают последний раз, как вздыхают, по-настоящему сожалея о чём-то, что исправить уже точно невозможно. Вздох этот мог стать самым последним воспоминанием Быкова, если бы человек не продолжил:

— Давно не виделись…

— А? — только на такой вопрос хватило у него сил.

— Геннадий Анатольевич… «Как чаи пьются?»…

Ослабший разум Быкова всё понял. Он понял всё в самый последний момент. Он не успел разозлиться или огорчиться. Как ни странно, только радость последним проблеском жизни вспыхнула в голове. Его хватило на лёгкую улыбку, которую всё равно не было видно под маской. Окончательно закрывая глаза, он сказал:

— Рад, что успел встретить… Славик…

Художник хотел докричаться до него. Но говорить он больше был не способен. Он не сразу понял, а точнее говоря, не сразу поверил, что его собеседник уже умер. Он не мог злиться на того, за то, что тот оставил друга помирать в одиночестве. Было уже поздно и бессмысленно обдумывать ту шутку, которую сыграла с ними судьба. Слава понял одно: «Чудеса всё же вероятны. Плохие, хорошие ли… Чёрт, но чудеса же!». Как будто провалившись в глубокий сон после изнурительного дня, художник не заметил, как тоже умер. Они оба умерли с улыбками на лицах.