– Ну это уж слишком, – возмутилась я. – Сначала ты навязываешь мне свою помощь, о которой я тебя не просила, и подсовываешь какого-то безобидного официантка, заставляя меня поверить в то, что он и есть убийца, и ссоря меня с родной милицией. Потом заставляешь изображать из себя проститутку, потом втравливаешь в попытку групповой кражи из автомобиля. И после этого обвиняешь меня в том, в чем виновата сама?
– Мда... – в задумчивости протянула Инка. – Надо было мне в школе быть поусердней в учебе, а то я половины твоих слов не поняла.
Но наша перебранка не успела перейти в рукопашную, потому что к нам подошел парень с автоматом и заявил, что в той машине, которую мы пытались ограбить, нашлись доллары, три тысячи. Парень спросил, не наши ли они.
Инка ткнула меня в бок и сладким голоском пропела:
– Нет, конечно. А что, они там были?
– В бардачке лежали, – подтвердил парень. Инка что-то пробормотала и кинула на Родионова испепеляющий взгляд, – ведь именно ему, мы поручили осмотреть бардачок. А я, воспользовавшись ее молчанием, сказала:
– Теперь вы верите, что мы в машину забрались лишь для того, чтобы выследить киллера? Ведь иначе мы бы обязательно прихватили доллары – и доказывай потом, что их у нас с самого начала не было.
– Вообще-то да, – неуверенно пробурчал парень и отошел, предупредив, что сейчас все мы поедем в отделение для дачи показаний, и желательно правдивых.
– И кто ты после этого? – набросилась Инка на Родионова. – Ты что, слепой? Не мог заметить такую уйму бабок?
Родионов пробормотал, что не представлял себе, как можно засунуть доллары в провонявшую тухлятиной газетную бумагу, к которой к тому же прилипли селедочные внутренности. Он лично свои доллары относит в банк, и там с ними обращаются совсем иначе. И почему бы Инке не заявить в милиции, что деньги ее? Мы с Инкой посмотрели на него как на идиота, и он устыдился своих слов, сказал, что и в самом деле в милиции еще никому денег не возвращали. И пообещал возместить их Инке полностью (так как его вина, что он их не нашел), но только со временем.
– Хорошо, что он не знает, что доллары фальшивые, – шепнула мне Инка. – А то возмещать принялся бы тоже фальшивыми. Такой народ эти бывшие однокласснички, с ними ухо востро держать нужно.
В этом я с ней согласилась. В милиции к нам отнеслись хорошо, дали по кружке горячего кофе из пакетиков, а потом начали осторожно интересоваться, каким образом мы узнали про готовившееся убийство.
– Понимаете, – вдохновенно начала Инка, – у меня есть друг, он журналист. То есть не совсем журналист, он репортер. Делает репортажи, – пояснила она на случай, если кто не понял.
Ее вежливо поблагодарили за разъяснения и попросили продолжать.
– Так у него есть рация, – с готовностью продолжила Инка. – И он, наверное, чтобы поразить, мое воображение, дал мне немного послушать, что делается в эфире. А в эфире можно было подслушать столько всего интересного, что просто уши вяли. Но главное, я услышала про то, как двое – мужчина и женщина, договаривались о том, что еще одного мужчину надо убрать. То есть я услышала только конец разговора, когда они назвали имя жертвы и место, а также время передачи денег. Делать мне особо было нечего, с работы я уволилась, поэтому решила попробовать спасти этого несчастного. Время и место, где должен был появиться киллер, я знала, так что ничего не стоило за ним проследить. А мои друзья помогли мне в этом.
– Значит, вы решились рискнуть жизнью ради того, чтобы спасти совершенно постороннего человека? – спросил мужик с бородкой, который оказался старшим оперуполномоченным Выборгского РУВД; причем в его голосе отчетливо прозвучало недоверие.
Инка тяжело вздохнула и сказала:
– Я не хотела вам говорить, дело очень личное, но этот человек, которого должны были убить... На самом деле он мой отец.
– Ну и ну, – протянул потрясенный опер, и в голосе его прозвучало еще большее недоверие. – Как же он вас не узнал, когда проходил мимо нас к своему дому?
– Мы с ним последние десять лет не общались, – пояснила Инка, и на сей раз ей удалось не соврать.
– Вы, конечно, понимаете, что ваши слова мы проверим? – спросил у нее опер и ушел, должно быть, проверять.
Инка пожала плечами с видом незаслуженно обиженного неверием человека и сказала:
– Проверяйте, только мой знакомый репортер сейчас в отъезде, вернется только послезавтра.
Опер ушел выяснять остальные подробности из Инкиного рассказа, а мы остались. Родионов молча таращился на Инку, и, похоже, он отнюдь не одобрял действия подруги, заказавшей собственного отца. Своего папу Родионов нежно любил и ежегодно отправлял в санаторий подлечиться от хронического алкоголизма, терзавшего этого достойного человека со страшной силой в течение всей жизни, начиная со школьного возраста.
– А что вы можете сказать про женщину, которая договаривалась с нашим убийцей? – спросил у Инки вернувшийся опер.
– Ничего, – скромно ответила Инка, хотя могла бы про себя кое-что и порассказать.
– Она себя не называла?