Шутки Жижека. Слышали анекдот про Гегеля и отрицание?

Пару лет назад по британскому телевидению показали очаровательную рекламу пива. Сюжет первой части ролика следует известной сказке: девушка идет по ручью, видит лягушку, бережно берет ее на колени и целует; разумеется, уродливая лягушка чудесным образом превращается в прекрасного юношу. Однако история на этом не заканчивается: юноша бросает жадный взгляд на девушку, тянет ее к себе, целует – и она превращается в бутылку пива, которую он триумфально держит в руке.

Для женщины здесь суть состоит в том, что ее любовь и привязанность (о которых свидетельствует поцелуй) превращают лягушку в красивого мужчину, то есть в полное фаллическое присутствие. Для мужчины же они сводят женщину к частичному объекту, к причине его желания – objet petit a. При такой асимметрии не существует сексуальных отношений: либо перед нами женщина с лягушкой, либо мужчина с бутылкой пива.

Чего мы никогда не достигаем, так это естественной пары, состоящей из мужчины и женщины. Фантазматическая поддержка подобного рода идеальной пары воплотилась бы в лягушке, обнимающей бутылку пива, – в противоречивой фигуре, которая вместо того, чтобы обеспечить гармонию сексуальных отношений, явственно демонстрирует нам их нелепый диссонанс. (Разумеется, очевидное феминистское замечание будет заключаться в том, что в своем повседневном любовном опыте женщины, скорее, сталкиваются ровно с обратной ситуацией: они целуют красивого юношу, а подобравшись к нему поближе, когда уже все заходит слишком далеко, они обнаруживают, что на самом деле это была лягушка.)

Тем самым раскрывается возможность подорвать давление, оказываемое на нас фантазией через избыточную идентификацию с ней, посредством одновременного принятия в одном и том пространстве множества противоречивых фантазматических элементов. А именно: каждый из двух субъектов вовлечен в его или ее субъективную фантазию – девушка фантазирует о лягушке, которой на самом деле выступает юноша, а мужчина – о девушке, которой на самом деле выступает бутылка пива. Современное искусство и письмо противопоставляют этому не объективную реальность, а «объективно субъективную» подспудную фантазию, которую два субъекта никогда не смогут принять, нечто вроде картины, выполненной в стиле Магритта и изображающей лягушку, которая обнимает бутылку пива, под названием «Мужчина и женщина, или Идеальная пара»[32].

* * *

В пошлом анекдоте про дурачка, который первый раз занимается сексом, девушка говорит ему, что именно он должен сделать: «Видишь у меня между ногу вот эту дыру? Вставляй его сюда. Теперь вынимай. Так и продолжай: вставить, вынуть, вставить, вынуть…» А он ее прерывает: «Погоди-ка… Так вставить или вынуть? Ты уж определись»[33].

* * *

Есть одна югославская шутка-загадка: «В чем разница между папой римской и трубой? Папа – из Рима, а труба – из жести. В чем же разница между папой из Рима и трубой из жести? Труба из жести вполне может быть из Рима, а вот папа из Рима не может быть из жести». Точно так же нам следовало бы удвоить парижское граффити из анекдота: «В чем разница между „Бог мертв“ и „Ницше мертв“? „Бог мертв“ сказал Ницше, а вот „Ницше мертв“ сказал Бог. В чем же разница между Ницше, который сказал „Бог мертв“, и Богом, который сказал „Ницше мертв“? Ницше, который сказал „Бог мертв“, мертвым не был, но Бог, который сказал „Ницше мертв“, сам был мертв». Для по-настоящему комического эффекта важно не различие на том месте, где мы ожидаем увидеть тождество, а, скорее, тождество там, где мы ожидаем увидеть различие. Именно поэтому, как замечает Аленка Зупанчич, материалистической (а значит, по-настоящему комической) версией этой шутки было нечто наподобие: «Бог мертв. Да и мне, в общем-то, тоже несладко…»[34]

* * *

В тот момент, когда мы вводим парадоксальную диалектику тождественности и подобия, лучше всего демонстрируемую в шутках братьев Маркс («Неудивительно, что вы похожи на X, ведь вы и есть X!»; «Этот человек выглядит как идиот, действует как идиот, но это не должно вас обмануть – он и есть идиот!»), жуткость клонирования становится для нас очевидной. Возьмем случай, когда единственный любимый ребенок умирает и родители решаются пойти на клонирование, чтобы его вернуть: разве не ясно с самого начала, что результат окажется чудовищным? Новый ребенок обладает всеми чертами мертвого, но само это подобие делает различие еще более ощутимым – хотя он выглядит точно так же, он не тот же человек, поэтому он – жестокая шутка, ужасающий самозванец, не потерянный сын, а его богохульная копия, чье присутствие не может не напомнить нам старую шутку из «Ночи в опере» братьев Маркс: «Все в вас напоминает мне о вас – ваши глаза, ваши уши, ваш рот, ваши губы… все, кроме вас»[35].

* * *