Шутки Жижека. Слышали анекдот про Гегеля и отрицание?

• Вспомним анекдот о еврее и поляке, в котором еврей вытягивает из поляка деньги под предлогом того, что расскажет поляку, как евреям удается выжимать из людей все до копейки. Пылкое антифеминистское выступление Вейнингера – «Никакой женской тайны не существует, под маской Тайны – ничто!» – остается на том же уровне, что и гнев поляка, когда до него доходит, что еврей, все откладывая и откладывая финальное откровение, попросту вытягивает из него деньги. Только вот Вейнингеру не удается предпринять жест, который был бы аналогичен ответу еврея на ярость поляка: «Теперь ты знаешь, как нам, евреям, удается выжимать из людей все деньги…» – жест, который бы переинтерпретировал и переопределил провал как успех. Что-то наподобие: «Смотрите, таящееся под маской ничто – та самая абсолютная негативность, из-за которой всякая женщина представляет из себя субъект par excellence, а не ограниченный субъект, противостоящий силе субъективности!»[85]

* * *

Той же структурой обладает еще одна шутка, хотя зачастую это упускается из виду, – а именно шутка о вратах Закона из девятой главы «Процесса» Кафки. Прежде чем врата были навсегда запечатаны, умирающий поселянин спросил привратника: «Ведь все люди стремятся к Закону, как же случилось, что за все эти долгие годы никто, кроме меня, не требовал, чтобы его пропустили?» Видя, что поселянин уже на пороге смерти и слух его не так хорош, привратник кричит изо всех сил: «Никому сюда входа нет, эти врата были предназначены для тебя одного! Теперь пойду и запру их»[86].

Можно было бы даже придумать другую развязку, чтобы сблизить рассказ Кафки с историей о поляке и еврее. После долгого ожидания поселянин приходит в ярость и кричит: «Ах ты грязный мошенник, зачем ты притворялся, что охраняешь доступ к важной тайне, если прекрасно знал, что за вратами нет ничего и что они предназначены для меня одного, чтобы захватить мое желание!» Привратник же (если представить на его месте аналитика) ему отвечает: «Что ж, теперь ты открыл настоящий секрет. За дверью находится лишь то, что поместило туда твое желание»[87].

* * *

«Заголовок письма» у Лакана ближе, скорее, к названию картины, как в анекдоте про «Ленина в Польше». На выставке в Москве висит картина, где изображена супруга Ленина Надежда Крупская в постели с юным комсомольцем. Ее заголовок – «Ленин в Польше». Озадаченный посетитель спрашивает экскурсовода:

– А где же Ленин?

– А Ленин в Польше, – спокойно и с достоинством отвечает экскурсовод[88].

* * *

Если анекдот про Ленина в Польше иллюстрирует логику господствующего означающего, то другой анекдот симметрично его оборачивает и демонстрирует логику объекта: шутка про призывника, который пытался уклониться от службы в армии, притворяясь безумцем. Выдуманный им симптом заключался в том, что он навязчиво проверял любые бумаги, до которых мог дотянуться, и повторял: «Это не та!» Его отправляют к военному психиатру, и в кабинете врача призывник также изучает все бумаги, даже те, что лежали в мусорной корзине, и повторяет: «Это не та!» Психиатр убеждается, что призывник действительно сумасшедший, и выдает ему освобождение от призыва. Призывник смотрит на бумагу и радостно произносит: «А вот эта та!»

Лакановский objet a – это парадоксальная сущность, которая возникает в качестве результата ее поисков субъектом[89].

* * *

Именно поэтому его [статус Реального] можно проиллюстрировать на примере множества шуток, опирающихся на одну и ту же схему: «Это то самое место, где герцог Веллингтон произнес свои знаменитые слова?» – «Да, место то самое, но слов он этих никогда не произносил». Никогда-не-произнесенные слова и есть лакановское Реальное. Примеры можно умножать ad infinitum : «Смит не только не верит в призраков, он к тому же их не боится!» Так вплоть до самого Бога, который, согласно Лакану, принадлежит Реальному: «Бог обладает всеми совершенствами за исключением одного: его не существует!»[90]

* * *

Это напоминает советский анекдот о еврее Рабиновиче, который захотел эмигрировать. Служащий из отдела виз и регистрации спрашивает его, почему он решил уехать, на что Рабинович отвечает: «По двум причинам. Во-первых, я боюсь, что у коммунистов отберут власть, начнется контрреволюция и новые власти обвинят евреев во всех преступлениях коммунистического режима. Вновь начнутся еврейские погромы…» Чиновник прерывает его: «Но это же полная чушь! Советский Союз не может измениться, власть коммунистов будет вечной!» – «А это, – говорит Рабинович, – уже во-вторых»[91].

ВАРИАЦИИ

• Это примирение у зрелого Гегеля устроено, опять же, как в анекдоте о Рабиновиче: «Современное общество примирилось с собой по двум причинам. Во-первых, дело в воздействии гражданского общества…» Но воздействие гражданского общества представляет собой непрестанный раздор – сам механизм распада и безжалостной конкуренции! «А это вторая причина. Раздор с конкуренцией как раз-таки и ставит индивидов в полную зависимость друг от друга, порождая предельную социальную связь»[92].