Мне бы не очень-то хотелось, чтобы пилот самолета, на котором я нахожусь, был интересным; скорее, мне была бы по душе его правота. Однако я бы хотел, чтобы фильм, который показывают в салоне, был как можно более интересным. Самолет может упасть из-за событий, происходящих в кабине экипажа, однако сюжет фильма, каким бы он ни был, не может повлиять на полет. В моей (настоящей) семье мой брат – представитель академии – Правый, а я Интересный. Впервые я услышал о Жижеке от брата, который описывал его как «безумца, горячую голову». Может, и интересно, но как-то сомнительно. Не солидный чувак, а занимательно ненадежный рассказчик истории, носящий клоунские одеяния, шекспировский Дурак. Мой брат, должно быть, знал, что из-за такого описания Жижека я стану его поклонником.
Ненадежность Жижека подчеркивается тем обстоятельством, что он пересказывает одни и те же шутки в различных вариантах. В своих текстах Жижек будто бы задействует синтетическую версию устной народной культуры, в которой зарождаются анекдоты, и, рассказывая одну и ту же шутку, он подвергает ее ряду изменений, всякий раз говоря о ее различных истоках, последствиях и моральных приложениях.
Жижек рискует предстать несколько рассеянным старым дядей, который заявился на свадьбу и уже не помнит, что на предыдущем семейном сборище уже рассказал свою шутку. Или, быть может, помнит, но считает шутку настолько смешной и впечатляющей, что не может не рассказать ее вновь, но уже приноравливая (по методу подозрения, можно сказать) ее атрибуцию, родословную, формулировку, длину и степень непристойности к новому контексту.
Так, шутка про невесту («моя невеста никогда не опаздывает на свидание со мной, ведь, опоздав, она перестает быть моей невестой») появляется во множестве его книг, но всякий раз она приписывается то Лакану, то народному творчеству, и интерпретируется, подобно анекдоту про чайник, исходя из широчайшего диапазона несовместимых друг с другом соображений. Согласно Жижеку (и ситуации), шутка про невесту подразумевает следующее:
1. Что «народ всегда поддерживает партию, поскольку человек, который не поддерживает руководящую роль партии, сразу перестает быть представителем народа».
2. Что «если вы любите Бога, то можете делать все, что захотите, ведь когда вы совершаете зло, ваш поступок доказывает, что в действительности вы не любите Бога».
3. Что «Истина никогда не форсируется, ведь в момент, когда верность Истине функционирует как избыточное форсирование, мы уже не имеем дело с Истиной, с верностью Истине-Событию».
4. Что «я никогда не ошибаюсь в применении правила, поскольку мои действия задают само правило».
5. И самое афористичное: что «невеста сводится к ее символической функции невесты». Если вспомнить другую любимую шутку Жижека: почему ты утверждаешь, что ты невеста, когда ты на самом деле невеста?
Читатель извлечет для себя много полезного, позволив Жижеку выварить ситуации до той степени, что их можно принять за шутки. Для Жижека шутка будто бы стала тем, чем для его старого приятеля и соперника Бадью стала алгебра, а именно – наиболее точным способом передачи всеобщей ситуационной формы, который он только знает. В отличие от алгебры, однако, шутка – просто в силу того, что она представляет собой шутку, – знаменует собой освобождающее осознание того, что описанная в ней ситуация более не является правомерной или неминуемой по своей сути. Отождествляя ситуацию с чем-то смешным, мы начинаем чувствовать, будто можем оставить что-то позади. В этом смысле смех революционен.
Уже воспользовавшись анекдотом Жижека про чайник в своей «Книге шуток», я так и не сумел угомониться – и повторил его еще раз в виде шутки про куклу. Луиза жалуется на то, что отец одолжил у нее куклу по имени Ханна и вернул ее сломанной: