Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища

Даниелян, в конце концов, оказался неплохим парнем. Но его отчислили. Нашли повод. А так за неуемный его характер. Место на соседней койке занял Клим. Курсант Клименок. Вроде парень нормальный. Но характер у него… Ворчит и ворчит, по любому поводу. И то ему не эдак, и это не так! А вид у Клима… Как вам описать… В Голливуд таких не приглашают. Высокий, бедра мощные, плечи узкие, таз широкий. Ходит Клим, свесив голову подбородком вниз. Лицо? Нос крючком, прям сова из «Винни-Пуха», глаза неестественно круглые. Как у той же совы. Его на Одесскую киностудию можно приглашать, уголовников играть. Бандитов. Но есть в образе Клима и светлая сторона. Есть положительное качество. Он не любит сержантов.

– Курсант Клименок!

– Я!

– Головка от патефона! Вы сегодня уборщик в расположении!

– …

– Не слышу!!!

– Есть.

– Вот так!

И начинается ворч! И «сержанты бездельники», и «давайте быстрее ложитесь, я уберу и самому спать хочется»… Все в таком духе. К то же с таким ворчуном будет дружить?

– Слон, давай ложись!!! Шаро́хается и шаро́хается, мля!!!

Слева ворчун Клим, справа я.

Через год хватало лишь жеста руки, чтоб абсолютно точно понять друг друга

Задолбал, ворчун! Да, я забыл вам сказать, Слон – это я.

* * *

КМБ finish!!!

– Рота!!! Получать парадное обмундирование!!!

Толпимся у входа в каптерку. Дали пиджаки зеленые, брюки. Финтифлюшки разные… Пришиваем. Превращаем шмотки в мундир. Погоны, петлички, шеврон. Что еще… Одеваю, смотрюсь в зеркало. Худой, блин, как велосипед. Хорошо, хоть волосы чуть-чуть отросли. А то у меня тут случились сомнения. Дело в том, что сразу после «мандатки» решил я стать совсем уж военным. Есть у меня товарищ, в школе учились вместе, теперь в КВАПУ, фамилия у него цирюльная, Чуприков. Решили мы подстричься налысо. И что мы делаем? Набираем воды в стеклянную банку, берем помазок, мыло, пачку лезвий «Нева», станок пластмассовый белый и дуем на кочегарку. Даже чуть ближе, на свалку. Раскладываем наше хозяйство на ржавом корпусе старого холодильника и «раз-два-три-четыре-пять, начинаем кол-до-вать». Скоблим друг другу черепа до яркого блеска. Отлично. В казарме я сразу к зеркалу. Боже… Само совершенство… Ничего лишнего… В копчике засвербело уже через пару дней. Ведешь ладонью по темечку, не то что щетинки, вообще ничего нет. Волосы не растут. Еще сутки – опять ноль. Паника! А вдруг они вообще не появятся? Я к старшине, так, мол, и так, искали путь к идеалу, но… Далеко зашли, как реставрировать? Старшина посоветовал натереть голову свежим луком. После отбоя. Натер. У сержанта Колпащикова во тьме случилась конвульсия:

– Сладков! Чем ты башку намазал? У меня глаза слезятся! Я их открыть не могу!

А зачем их открывать ночью-то? Спать надо. Но сержант не унимался:

– Я тебе говном башку следующий раз наполирую! Будешь в сортире спать! И жить там будешь!

Очень смешно. Взять всех сержантов, обскоблить на ноль и лаком покрыть. Палубным, корабельным. А Колпаку еще покрасить лысину в красный цвет перед этим. И отверстие на затылке нарисовать, от мочеиспускательного канала. Вот весело будет. Сержант Член.

А завтра присяга. Учим текст, чтоб, как говорит старшина, «не блеять». Мама приехала. Поселилась в «Тоболе». Наш курганский пятизвездочный отель. Шучу. У него нет звездочек. Зато есть клопы. И лифт, в котором двери надо самому закрывать. Стены закопченные, как в замках у крестоносцев. Только зал осталось устроить, для рыцарских собраний, где можно глодать мослы и бросать их под каменные столы боевым псам.

Утро. Воскресенье. Нас, зеленых, выводят на плац. Принимаю из рук офицера красную папку с текстом присяги. Читаю наизусть, не заглядывая. Уводят в казарму. Сапоги скидываю, надеваю «брюки об землю», ну, обычные брюки, параллельные, и вместе с остальной толпой ухожу в увольнение. С ночево́й. Поели с мамой, улеглись спать. Позже я поймал себя на мысли: а я ведь толком про присягу ничего не могу рассказать. Вот как-то вывалился этот день у меня из памяти. Помню, что неохота было утром возвращаться в казарму. Тоска… Надо же, для военного это же главный момент в жизни! Второй день рождения, можно сказать. Был человек мамин и папин, а стал чужой, в смысле, государственный. Что это дает? Массу привилегий. Посудите сами, вот начнется война, все гражданские люди сядут в вагоны и вперед! То есть назад, в эвакуацию.

Вот и присяга. Не много же я бывал на этой площади.

А здесь стою, вон, в первом ряду, третий справа. Сразу после будущего сержанта Ершова. Мы тогда еще не знали, кто на что способен

А ты, мил-человек, пожалуй на передовую. Не хочешь? Подожди, давал присягу? Давал. Теперь не обижайся! Пшшшел в окопы!

– Комиссар!!!

– А?!

– У меня патроны кончились!

– Ну ты же коммунист!!!

– Та-та-та (и пулемет застрочил снова)!