Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища

Привал. А что, командиров нет, когда хотим, тогда и объявляем. Десятый раз перематываю портянки. Вид у них, мягко говоря, несвежий. Кряхтя, с усилием натягиваю на распухшую ногу мокрый от пота сапог.

– Охотник, кхе, кхе… Мы хоть правильно идем?

– А я знаю? Мы с утра, как выясняется, шли не туда!

Отдыхаем в тени под кустом. Мимо следуют курсанты. Группами и поодиночке. Офицеры идут. Вид у них независимый, будто все ни при чем! Заманили нас в лес и бросили… Считай, на произвол судьбы. Ни один не скажет: «А ну, парни!!! Чего нос повесили? Давайте-ка соберемся! Чего скисли? А ну хвост трубой! Держись за мной! У кого есть силы – помогаем товарищам! Идем спокойно, сообща!» Куда там… Сами бредут еле-еле.

Жидкость, которой с нами любезно поделились гражданские два часа назад на поляне, из нас давно испарилась. Мы опять алчем влаги! И снова подарок судьбы. Снова оазис. Вернее, какая-то чудом не высохшая лужа в лесу.

– Блин, из чего пить-то? Не сурпать же, как чай из блюдца…

– Стой, парни! Есть у меня…

Охотник вытягивает из кармана большой прозрачный целлофановый пакет. Ого, дефицит. Он протягивает им, как неводом, по дну лужи. Так, Джекирба, Левкин… Когда глотает Охотник, солнце бьет лучиком прямо в пакет. Я вижу, как в мутной воде мелькают белые червячки. Их много. Принимаю пакет у Охотника. Допиваю все до конца. Хрен с ним…

Лес густеет. Все чаще попадаются лиственные деревья. Впереди шум голосов. Выходим. Мама моя, ручей! На огромной поляне – пара сотен курсантов. Вповалку на сочной траве. Кто спит, кто загорает. Я на цыпочках подхожу к ручью. Мне кажется, что он исчезнет, если спугнуть. Счастье… Медленно встаю на колени. Автомат съезжает со спины и больно бьет меня дульным тормозом-компенсатором по макушке. Пилотка падает в воду, уплывает. Не обращаю внимания. Полностью погружаю лицо в прохладную воду. Пью, пью, пью! Нехотя вынимаю голову. Фыркаю, дышу глубоко. Блин, как боевой конь на перегоне. Поворачиваю голову – слева, вверх по ручью человек десять курсантов, одновременно, выпятив центр тела, бьют в воду тугими желтыми струями. Усиливают поток ручья. Их моча ярко блестит на солнце, переливается. Мне плевать… Я снова опускаю голову в ручей. Вода пополам с курсантской уриной нежно омывает мой раскаленный череп. Это счастье…

* * *

– А это что за волосатая обезьяна?! А ну засунь себе шланг в жопу!!!

У курсанта Папшева хорошее настроение. Он, собственно, ни на кого не ругается. Так, выплескивает положительные эмоции. Ему посчастливилось не участвовать в «марше смерти». Человек, поливающий себя водой из шланга в нашем казарменном умывальнике, медленно поворачивается. Если б это оказался граф Дракула, эффект был бы гораздо мягче. Гораздо… «Волосатая обезьяна»… У Штундера нет кличек, прозвищ, погонял. Его фамилия ужаснее самых страшных имен. Курсант Папшев не ждет. Он испаряется…

А я на марше не сдюжил. Меня сняли с дистанции и отправили в КВАПУ на медицинской «таблетке». На «уазике». Меня и Фэна. А причина в том, что я снял сапоги и решил чуть пройтись босиком. По корням и шишкам. Ноги немного распухли. Немного… Увеличились всего раза в два. Сапоги на них уже не налезали. А Фэн… У него более романтическое расстройство. Фрикционы. Ну, в смысле, промежность… Яйца, короче, натер.

Мы попали в училище за час до батальона. Потом Штундер пришел. И вот я вижу, как наши «минуса» заруливают в ворота.

Я-то уже помылся. Пришел в себя. Смотрю – и плакать хочется. Четыреста мокрых, смертельно усталых курсантов заходят на плац.

– Строиться, батальон!!!!

– Становись!!!

Курсанты через одного теряют сознание в строю. Падают.

– Ложись!!! Сдать оружие!!!

Батальон падает. Прямо на асфальт. Дневальные ходят, собирают автоматы, пулеметы, гранатометы.

– Встать!

Батальон лежит.

– Встать!!!

Кое-кто поднимается. На плацу мечутся две медсестры. Откачивают тех, кто в обмороке. Суют курсантам в нос вату с нашатырным спиртом. Те в ответ дергаются, как кони от удара хлыстом. Вскакивают, тупо оглядываясь по сторонам.

Санчасть забита. Батальон вместо сапог носит тапочки. Боевая готовность, блин, на нуле.

* * *

Летняя сессия. Все сдал. Все! Остался экзамен по истории СССР. Майор Черепанов. Эх, майор, дорогой ты мой майор… От тебя зависит, увижу я родное Монино через несколько дней или нет. Упаду в объятия мамы с папой или буду метаться с зачеткой по КВАПУ, как раненый кабан. Пока не пересдам эту долбаную историю…

Курсанты заходят-выходят. Экзамен в разгаре. Затягиваю потуже ремень. Поправляю пилотку. Набираю в легкие воздух. Резко выдыхаю. Стучу.

– Разрешите, товарищ майор!

– Выбирайте билет.

– Билет номер пятнадцать. Русско-японская война!

Мне кажется, я схожу с ума… Данных по этой теме у меня в голове не прибавилось. Ну хоть этот долбаный пятнадцатый билет я уж мог бы выучить, раз он так ко мне прилип. Третий раз снаряд попадает в одну и ту же воронку. Копаюсь в картах. Вот она, старая знакомая. Вот Порт-Артур, вот город Дальний. А на обороте все те же надписи простым карандашом.

– Вы готовы?

– Так точно…

Выхожу к доске и мямлю: