В замкнутом пространстве команда звучит неестественно гулко. Поднимаюсь. На меня из разных углов зала с испугом поглядывают увальские мужики. Уж не беглого ли каторжника поймали? Нет, товарищи, я всего лишь будущий офицер-политработник. А передо мной голый Плуг, он же Николай Иванович Ульянов, он же наш замполит. Собственной персоной. На плече его, как аксельбант, висит белая пластмассовая мочалка. В руке круглая наручная щетка. Мы такими щетками в детстве лошадей мыли, в Монино, на гарнизонной конюшне. Все. Попался я. Товарищ курсант, это залет.
– Ты как здесь оказался?
Мне надо как-то выкарабкиваться. Я вру без подготовки:
– Взводный, эээ… Мандрико… Он сегодня ответственный. Отпустил помыться на часик. Я уже все, убываю.
– Ааа, отпустил…
Плуг вроде как теряет ко мне интерес. Даже уходит. И вдруг снова:
– Сладков, а ну ко мне!!!
Все. Финита, блин, комедия. Подхожу и виновато смотрю в пол. Но Ульянов неожиданно протягивает мне лошадиную щетку:
– На-ко вот, потри спину.
И опирается о стену в расстрельной позе. Я сую в петлю две ладони. Вкладываясь, тру, мысленно представляя, как жесткий ворс достает до замполитовских легких, почек, до позвоночника. Плуг довольно кряхтит.
– Все, хорош! Одеваешься?
– Так точно!
– А ну, подожди меня в предбаннике. Чай попьем!
Такая доброжелательность… Как некстати. Уже время. В роте скоро построение. Там три калеки. Остальные в увольнении. Засекут. Будут искать. Даже Шерлока Холмса вызывать не надо. Вон он где, этот Сладков, в бане. Будьте любезны, возьмите зубную щеточку, полотенце, и на гауптвахту. А потом вызов к комбату, разбирательство… Самоход есть самоход. Не рано ли, месье, расхолаживаетесь? На втором-то курсе? Мысли эти носятся в черепе, как мотоциклист-циркач под куполом. Я мгновенно натягиваю обмундирование. Спасибо сержантам, научили. Надо быстрее рулить! Все… Поздно.
– Сладков… А знаешь что, пойдем ко мне. Я живу недалеко. Что тут чай, можно и покрепче кое-чего придумать.
Замполит озорно подмигивает. Я натянуто улыбаюсь. Мы вместе уходим. Конец. Теперь меня не найдут даже в бане.
Пять минут, и мы в теплой уютной квартире. Я смущенно стягиваю сапоги. Разматываю свои портянки. Легкое амбре, как с птицефабрики. Николай Иванович не обращает внимания. Он нежно заталкивает меня в комнату. А там, в кресле… Воздушное и бело-кудрявое создание. Халатик. Нога на ногу. Создание пилочкой точит ногти. Мадмуазель. Она бросает на меня взгляд. Из-под ресниц. Оценивающий. Плуг, притихший было, вдруг оживает.
– Дочь… Маша. А это Сладков. Курсант Сладков.
Мама. А не маневр ли это, имеющий далекую сводно-семейную цель? Не-не-не. Я пока не готов. Медленно даю задний ход. Выдавливаю себя в прихожую. Папа и дочь смотрят на меня разочарованно. Я мямлю:
– Товмайор, там Мандрико… Ищет меня, наверное.
– Да брось ты!
Плуг ошибочно определяет причину моей половой нерешительности. Курсант ответственный, курсант переживает. Он показывает мне пальцем на кухню. Там оформленный стол. Сам крутит ручку стоящего на холодильнике Та-57:
– Але! Второй батальон! Мандрику мне!
У меня подгибаются ноги. Скребу ногтями по обоям. Ну что ж. Вот и все. Слышу, как взводный рявкает в трубку с того конца провода:
– Я, товарищ майор!!!
– Александр Васильевич! Не волнуйся! Курсант Сладков… Нет-нет, ничего не случилось! Он у меня. Я его забрал из бани.
«А в ответ тишина… Он вчера не вернулся из боя…»
– Все, Мандрико, давай занимайся! Я его позже отправлю!
А дальше все как во сне. Какие-то бочковые огурцы хрустят на зубах… Ах, да, перед этим рюмочка водки. Голос Плуга в тумане: «Как там, Суворов… Последнюю рубашку… Продай, но выпей!» Суворов… Что мне генералиссимус, когда у меня такая встреча предстоит. С лейтенантом Мандрико. Впрочем… Как ни странно, все обошлось. Прибыл, доложил. Бешеный только скрипнул челюстью. Кинул рукой:
– Становитесь в строй.
И неделю со мной не разговаривал.
Теперь вот сижу в раздевалке бани имени Карбышева. Надо встать. Зайти в душевую. Собрав силу воли, встать под душ, намокнуть. Намылить все тело от головы до пяток хозяйственным мылом. Сжав зубы, снова встать под воду. Потом, натерев себя полотенцем, одеться и выскочить в темноту. В строй. Надо…
– Так!
Опять «так». Услышав это слово, я жду от командиров какой-нибудь гадости. Зашедший в казарму взводный настроен решительно:
– Так, товарищи куранты! Псамое!