Уходим первыми. Рубанки, а их в каждом взводе немало, рвутся вперед. Пыхтят, толкаются. Снег из-под палок летит. Зря. Бежим-то мы не на время. На выживание. А лыжня меж деревьев одна. Постепенно формируется колонна из четырехсот человек. Офицеры бегут в синих лыжных костюмах. Часть впереди, часть сзади. Лыжи у них спортивные. Мы в шинелях, с вещмешками за спиной. И тут появляется фокус-покус, изобретение нашей роты. Так называемая «группа здоровья». Во главе Пашка. Ну, то есть Эдик Пашков. Мой друг из Челябы. За ним я. Потом Клим и другие желающие. Так вот, он, Пашка, только мы отчаливаем, снимает с головы большую военную неудобную шапку, прям на ходу, кладет ее в вещмешок. А из вещмешка достает маленький вязаный чепчик. Напяливает на свой сообразительный череп. Достает магнитофон, вешает его на веревке на грудь, включает музыку, достает сигарету, прикуривает, и… Погнали! Три километра в час. В свое удовольствие. Как там сзади офицеры ни бесятся, как ни подгоняют лыжников из своего арьергарда – дохлый номер. Скорость не увеличивается. Стартануть, объехать колонну по сугробам? Как вы себе это представляете?! Трешечку на тонких лыжах по целине? Офицеры сзади, а мы здесь. Так и бредем с музыкой первые пятнадцать километров. До привала. А там… Настоящий праздник. Горячий чай из зеленых армейских термосов, сахар кусками, сало и сухари. Передвижной клуб, музыка времен войны… И наши политработники. Как без них? Тут и сам замначпо училища! Полковник Соколов по кличке Окунь. Или Рыбий глаз. Его даже наши офицеры так называют. Редкостно бесцветный человек. Амеба. Роста небольшого, головастый, вид строгий, партийный. А глаза у него действительно рыбьи. Приперся вот на место привала. Нет чтоб с нами на лыжах идти. А курсанты уже грызут сухари. Гремят кружками. Собираются кучками, болтают, хохмят.
– Во бля! И это чувырло здесь! Рыбий глаз!
– Окунь?! Вот чмо!
– Чмище, точно!
А Рыбий глаз вот он, слышит все. Стоит как оплеванный. Курсанты оборачиваются – и в рассыпную. А этот… Не рассмотрел, видать, своими бельмами, кто ему такую прелестную характеристику выдает. Повернулся и пошел. Офицеров драть. Лицо злое.
Я с Соколовым сталкивался лишь раз. Причем в прямом смысле этого слова. Как-то послали меня ребята в чипок за провиантом. Денег наших общих хватило на банку повидла и на десять коржиков. Замешкался я в фойе клуба. И вдруг кто-то меня сзади резко толкает. О! Полковник Соколов. Налетел на меня, торопился, видать, куда-то. Банка из рук, об пол, вдребезги. Накрылся наш фуршет после отбоя. Посмотрел на меня Окунь презрительно своими водянистыми глазами и дальше пошел. Я б, наверное, на его месте поступил по-другому. Вынул бы рубль из кармана, протянул курсанту и сказал: «На, сынок, купи себе другую банку. А то вечно вы, нехваты, голодными бегаете». Да я б наверняка этот рубль и не взял, но было бы не так обидно за повидло.
Втыкаю лыжи в снег. Палки. Рядом Клим, Пашка. Курят. Вот здоровье, у меня от одного запаха табака голова кружится.
Чай, сало, сухари, набитое пузо. Старт. Рубанки, «группа здоровья». Домой, в казарму, возвращаемся уже затемно. С грохотом складываем лыжи под койками. Праздник окончен. Завтра нас ждут унылые будни.
– Новый суточный наряд! Приготовиться к построению на развод!
Построение через двадцать минут!