Швам

четыре жили мужика,
на всех одна была щека,
но, как бы это возмещая, —
не как обычная. большая.

я с этим каждым мужиком

и пил, и ел, и был знаком,
но ощущался диссонанс,
что не одна щека у нас,
а две моих и эта — три,
и было плохо мне внутри,
а мужикам порой казалось,
что им чего-то не досталось.
их жёны тоже был урод,
на всех один имели рот,
со счастье то величины,
что не имею ни жены,
ни мысли оную иметь.
ещё у них был общий деть.
и деть был хуже, чем щека.
чем рот. чем всё наверняка.
ни пола в нём, ни нежных тем.
он был чудовище, затем.

набор, наверно, хромосом

виною был во этом всём,
но как-то жили, как-то — так,
и, хоть в общественных местах
не появлялись, ибо глупо,
но всё же жили, а не трупы.

я с ними пил, и ел, и их,

казалось, деть ко мне привык,
и жёны часто, общим ртом,
вели доклады мне о том.
у одного была жена,
уверен, мной увлечена,
но я не мог с ней ничего,
за фактом рота одного.

при этом был мой интерес

на то направлен, кто как ест,
не говоря уж, как сосёт
или целуется. и вот,
однажды, после долгих мер,
на любопытного манер,
я к ним подкрался и врасплох
застал, и вид был очень плох.
особо — деть, что меж мамаш
кружил с папашами и аж
собой выпрыгивал из чресл,
и прыгал так, что будто лез.
куда он лез и как кружил,
меня об этом одолжи,
читатель, не договорить
невыносимый, в общем, вид.

но повезло: со мной был прут

и был в руке. опять же труд,
по описанью, что и как
я с ними делал, дабы страх
не омрачал ночей и дней,
оставь на совести моей.

и вот подвал, где много лет —

щека и рот, но детя нет.
трофеи вот мои, гляди,
а деть? об этом впереди.
а вот, гляди-ка, и перёд:
он избежал прута щедрот.
и, ускользая, подлый он
разъял себя на миллион, —
того не менее, — кусков,
чтоб не настиг его в мирском.
он в каждом атоме отдельном,
белье нательном и постельном.
он ветер, флюгеры вертящий,
и флюгер, ветру предстоящий,
одно, куда не достаёт —
в подвал, где я щеку и рот
храню в щепе и формалине,
и жду, что деть придёт за ними.

а спросишь ты, о чем мораль,

приди со мною поподваль,
что, слушай, рот кричит в ночи,
как по щеке бить, изучи,
а та не смей тебе ответь,
всё это что в сравненьи с деть!
и не для красного словца,
что вот щека, а нет лица,
нет головы, а вот он рот,

они макет, чего нас ждёт.

а то, что деть отсутствующ,
то неспроста, а важный ключ,
поскольку если есть слова,
что не сказала голова,
и воплощен поскольку дар
сносить в смирении удар,
то чадо этих двух вещей
сам догадайся, образ чей.

5–6.08.12

«В пылу страстей, паук и осьминог…»