Шварцкау

— Ну не с белого же вина начинать? Пусть подадут хотя бы эль…

— Ладно, принесите нам эль и свиные ребрышки.

— А потом — перед выходом — мы выпьем вина с рыбой, — добавил Бонс. — Какая там у вас, озерная?

— Озерная, речная и лиманная, сэр, — перечислил официант и слегка поклонился.

— Давайте лиманной, я такой еще не пробовал.

— Какие-нибудь особые пожелания?

— Нет, все на ваш вкус, — махнул рукой Бонс. Его всегда утомляли эти подробности. И так ведь ясно — офицерам надо выпить и закусить. К тому же, какие к рыбе могут быть пожелания? Голова, хвост, чешуя. Все, пожалуй.

Официант вопросительно посмотрел на Липцика, ожидая, что тот подтвердит слова приятеля или что-то добавит от себя. Но Липцик тоже махнул рукой, и официант ушел.

— Ну давай, Берни, рассказывай про дурака, в группу к которому ты ни за что не пойдешь, — облокачиваясь на стол, сказал лейтенант Бонс.

— Хочешь испортить себе аппетит?

— Да, хочу. Мне не нравится, что мой друг считает меня неадекватным.

— Ты излишне решителен, Вилли. Ты мало думаешь о личном составе. Главным для тебя является выполнить задание — все равно какой ценой.

— Но я и сам не прячусь ни за чьими спинами! — громко заметил Бонс.

— Не шуми… — буркнул Липцик, замечая, что на них оборачиваются, а официантка в фольклорном костюме приняла это на свой счет и закричала еще издалека:

— Бегу-бегу, господа, не шумите!

Колыхая массивным бюстом, она ухнула на стол кувшин с медовым элем и мельхиоровое блюдо с жареным мясом.

— Извините, эль в подвале был, пока достали…

— Это вы нас извините, мадам, — сказал Липцик и положил на стол пять ливров.

— Ничего страшного, господа, — сказала официантка и, смахнув чаевые, убежала.

— Я не прячусь ни за чьими спинами… — вернулся к дискуссии Бонс и стал разливать эль в высокие бокалы.

— Мало быть храбрым, Вилли, нужно еще думать о личном составе. Вот потому я к тебе и не иду.

— Значит, это были лишь отмазки, и на самом деле ты вовсе не болел инфлюэнцей?

— Не болел. Давай выпьем за взаимопонимание.

— Его между нами нет, как выяснилось, — вздохнул Бонс.

— Выпьем, чтобы было.

Они чокнулись и выпили.

— Ну и хрен с тобой, Берни, с тобой я буду выпивать, а в группу наберу других. Добровольцев хватает.

— Не возражаю…

60

Ресторан приятели покинули слегка навеселе. Крепкий эль и вино сделали свое дело, однако вести машину Липцику было по силам.

— Хорошо пришили, посмотри, — сказал Бонс, когда они выезжали со стоянки.

— Ты дергаешь не тот рукав, Вилли, но лучше тебе вообще не пробовать, а то явишься на шоу оборванцем. Думаешь, Мадлен это понравится?

— О! Мадлен! Я совсем забыл, зачем мы тащимся на это шоу! — воскликнул Бонс. — Мадлен! Как же я мог забыть ее голограмму? Надеюсь, в натуральном виде она еще лучше?

— Значительно лучше, приятель, ты это оценишь, — заверил Липцик.

Они приехали за двадцать минут до начала шоу, к этому времени площадь уже была заставлена автомобилями, а толпа пришедших на шоу гудела возле входа, где всех пропускали через две рамки металлоискателя.

Однако ждать пришлось не очень долго, уже через десять минут Липцик и Бонс заняли свои места в первом ряду.

В оркестровой яме настраивались музыканты, за занавесом что-то звякало, жужжало, слышались негромкие окрики и раздраженные голоса.

Бонс очень ясно представлял себе множество рабочих и толстого распорядителя, который гонял их, заставляя переносить то декорации, то какие-нибудь… пюпитры, что ли. Или не пюпитры? Он попытался вспомнить, где слышал это слово и что оно означает, но так и не вспомнил.

— А народу-то сколько!

— Что? — очнулся Бонс.

— Я говорю, народу-то набежало, а ведь шоу уже третий день идет.

Бонс повертел головой и удивился. Подобную картину он видел лишь однажды, будучи еще ребенком, когда сосед его деда показал ему пасеку. Происходящее в зале очень напоминало казавшееся бессмысленным перемещение пчел. Разодетая публика сновала туда-сюда, попадая не на свои места, извиняясь и возвращаясь в проходы. И это происходило в партере, на задних рядах и даже на балконе.

В ложах было спокойнее, там сидели местные «тузы», дамы которых были увешаны драгоценностями.

Первый ряд тоже понемногу заполнялся народом, Бонс отметил, что, помимо еще двух военных-тардионов, места здесь занимали особенные ценители. Они явились на шоу с маленькими театральными биноклями, хотя до сцены было метра четыре.

Один из завсегдатаев пришел со старым портфелем и после выключения основного освещения извлек из него морской бинокль.

Бонса это озадачило.

— Не удивляйся, здесь всегда так, — шепнул ему Липцик.

В этот момент в оркестровой яме ударили литавры, заиграла громкая музыка и занавес стал разбегаться в стороны под громкие аплодисменты публики.

Представление началась.

Вилли Бонс и не предполагал, что все будет так красиво: лучи прожекторов, искрящийся задник сцены, изображавший то падающий снег, то золотистую пыльцу, то водопад. И среди всего это изысканного оформления великолепный кордебалет с ногами такой длины, что Вилли к подобным девушкам на улице даже подойти бы не решился. Ну очень высокие!