Хозяйство станции расположено глубоко в скальном основании города. Мы медленно спускаемся в большом, грузовом лифте. Становится все прохладней, влажней и запашистей, однако терпеть можно. И вот мы у выходного отверстия главного туннеля. К нему примыкают боковые туннели, коллекторы, а здесь, в конце его, очистное производство. Этот туннель сечением в десять квадратных метров на выходе - плод замечательного мастерства стокгольмских скальных проходчиков, основа всей системы и главная ее ценность. Мы увидели и автоматизированное управление всем процессом очистки отходов, и залы над бассейнами, сравнимые по размерам с самыми большими станциями метро, и электрические шламоподъемники. Все хозяйство Чаппалы обошлось в семьдесят пять миллионов крон. А стоимость туннеля - сто миллионов. Строители его везде выдержали проектный уклон, вышли точно на заданную отметку, миллионы кубометров камня были подняты на поверхность, раздроблены на щебенку для дорог и бетонных заводов. Тянется туннель в крепчайшей скальной породе на шестьдесят километров и рассчитан на далекую перспективу - в случае нужды он сможет обслуживать жилой район с населением в миллион человек.
Сливаясь самотеком и проходя подъемные насосные станции, бытовые и промышленные отходы на своем долгом пути к очистным сооружениям хорошо перемешиваются. По выходе из туннеля смесь проходит очистительные решетки, где отделяется бумага, пластмасса, тряпье. Затем вода проходит через три песчаные ловушки и шесть осадочных бассейнов - наверх всплывают масла, а шлам оседает. Максимальная глубина бассейна одиннадцать метров, ширина двенадцать. Далее идет активная шламовая лестница, на которой в воду вдувается воздух и вводятся микроорганизмы. Отсюда вода возвращается к началу цикла, и в ней уничтожаются фосфаты. На одном из этапов очистки смесь выделяет метан, который сжижается и отапливает производственные помещения Чаппалы. Перед выпуском вода хлорируется. Производственные помещения и переходные туннели, вырубленные в камне, так велики, что обслуживающий персонал ездит по ним на велосипедах. По стенам тянутся белоснежные трубы и провода в надежной изоля ции. Тут даже красиво - горят мощные лампы дневного света, сияют перила из нержавейки, стены покрыты бетонным раствором в распыл, имеют приятный матовый цвет. Повсюду сплошная каменная твердь, лишь кое-где проступают грунтовые воды -красные потеки от соединений железа, белые от извести.
Контрольный пункт. Пульты, электронновычислительные машины, лампочки на табло.
Какие-то аппараты чертят какие-то кривые. Господин Халь объясняет, что автоматы контролируют заполнение резервуаров, содержание примесей на каждом производственном этапе, характеристики шлама.
- Шлама много отходит?
- Тридцать тысяч кубометров в год, - ответил Ларе Халь. - Мы обезвоживаем его и в контейнеры. Посмотрим?
- Посмотрим.
Вязкая маслянисто-черная масса стекает с барабанов. В ней много еще микробов и неуничтожимых активных элементов, сопутствующих отходам современной развитой индустрии.
Куда деваются эти ежегодные двадцать железнодорожных эшелонов шлама?
- Вывозим на поля. Пятнадцать крон кубометр. Рассыпаем вокруг города. Микроорганизмы погибают в почве, запах за два-три дня исчезает. Это замечательное удобрение. На нашем шламе хорошо растут овощи.
- Но все-таки это концентрированные соединения, остатки тяжелых металлов...
- Дело новое, не проверенное, - соглашается господин Халь. - Пока землевладельцы берут шлам. но мы в точности не знаем последствий. ..
Да, к сожалению, не знаем. Станция отменная, самая современная, но я, так же как, наверное, господин Халь, если увижу две лежащие рядом морковки, конечно, предпочту из них ту, что выращена подальше от города и этих замечательных шламовых удобрений. Только вот различить их невозможно. Критерием при таком выборе на Западе становится цена.
Западногерманские хозяйки покупают овощи, снятые с полей орошения, с тридцатипроцентной скидкой. Нам же вряд ли потребуется делать выбор - в Советском Союзе на полях орошения, куда сливаются сточные воды, очищенные от механических примесей, выращиваются только кормовые культуры.
- Вы редкий гость в нашей преисподней, - сказал господин Халь, когда мы поднялись наверх.
- Не заметил никакой преисподней, - возразил я. - У вас интересно и ново.
- Но, так сказать, аромат...
- Однако вы-то тут работаете, - сказал я.
- Спасибо.
После такого обмена комплиментами мы пожали друг другу руки, и я полюбопытствовал на прощание:
- А куда девается вся эта сливная вода после вашей сепарации?
- В море. Причем в ней может жить рыба, а в Балтике не везде. Пропадает наше море.
- Балтика не только ваша,-возразил я,- но и наша.
- Вот я и говорю - наше море.
И господин Халь еще раз протянул мне руку. Почему Балтика пропадает?
Балтика... Слово это относится к ряду серьезных, весомых, не поминаемых всуе слов.