Читаем Шведский эксперимент в демографической политике полностью

В своем подходе к демографическому вопросу Бергегрен был непреклонен. Он отметил, что чем беднее социальный класс, тем больше у него детей. Больше всего шведских детей рождается в темных, нездоровых, перенаселенных городских квартирах. Он отверг старые аргументы, что предохранение противоречит слову Божьему, что оно греховно, противоестественно или вредно для здоровья, и он напомнил слушателям, что регулирование рождаемости – это не аборты. Потом он перешел к откровенному обсуждению методов предохранения, включая метод естественного цикла, прерывание полового акта, презерватив, противозачаточный колпачок, маточное кольцо и спринцевание. Бергегрен особенно рекомендовал использование презервативов и противозачаточных колпачков, потому что они позволяли женщине контролировать половой акт. В заключение он заявил, что «любовь без детей… это лучше, чем дети без любви»[40].

В ту же точку били и другие радикальные неомальтузианцы. В сочинении «Бедность и дети» Антон Нюстрем подчеркнул, что, решая завести ребенка, родители прежде всего должны думать о его благополучии. Он указал на доказательства связи между числом детей в семье и бедностью, перенаселенным жильем, высоким уровнем детской и женской смертности и болезнями. Он не соглашался с тем, что единственная причина бедности коренится в неправильном устройстве общества – стоит заглянуть чуть глубже, и становится ясно, что у бедных слишком много детей. Выход, заключил он, только в ограничении рождаемости. Если заводить детей позже и рожать меньше, браки станут счастливее, а социальное бремя бедности снизится. По сути дела, ограничение рождаемости было профилактической социальной политикой: «От медицины мы ждем не только помощи в случае болезни, но и – по мере того как расширяются наши знания об их причинах – предотвращения болезней, и точно так же следует не только помогать бедным, но и стремиться с помощью разумных мер предотвращать бедность, когда это возможно»[41].

Между тем остальные социалисты оставались верны классическому марксизму, отвергающему «перенаселенность» как понятие-обманку[42]. Рикард Сандлер, позднее ставший в социал-демократическом правительстве премьер-министром и министром иностранных дел, писал в 1911 г., что причина бедности и эмиграции шведов – не перенаселение, а неравное распределение доходов и недостатки общественного устройства. Природа в изобилии наделила Швецию полезными ископаемыми, заключил он, и страна прокормит куда большее население[43].

Отто Гримлунд, опубликовал в «Tiden» (политический ежемесячник социал-демократов, особенно влиятельный в среде молодых интеллектуалов) анализ последних данных о народонаселении Франции. Он заключил, что источником падения рождаемости во Франции является несправедливость капитализма. Когда утвердится социализм, продолжал он, дети будут расти в безмятежности, в атмосфере родительской любви и общественной заботы. Каждый ребенок будет принят как потенциальный труженик, который в свое время сделает общество еще более богатым и счастливым, еще более целомудренным, чистым и благородным. У Гримлунда не было уверенности в том, насколько прекращение роста населения отвечает интересам рабочего класса. С одной стороны, пролетариату суждена победа именно благодаря его многочисленности, а с другой – чрезмерное количество детей ослабляет выносливость пролетариата и лишает его сил[44].

В ответ на растущий напор неомальтузианцев и во имя христианской благопристойности консервативное правительство по инициативе премьер-министра Арвида Линдмана в 1910–1911 годах утвердило две поправки к закону: так называемые законы «против регулирования рождаемости». Во-первых, к 18-й главе шведского уголовного кодекса был добавлен параграф 13, запрещавший публичную демонстрацию предметов, предназначенных для «непристойного применения» или для предотвращения последствий полового акта. Во-вторых, была изменена глава 8 Закона о свободе печати, который теперь запрещал рекламу, распространение или упоминание этих предметов в публикациях[45].

В следующие два десятилетия демографические дебаты в Швеции разделились и пошли по пяти разным руслам.

Неомальтузианцы

В ответ на законы против регулирования рождаемости активисты неомальтузианского движения усилили агитацию и добились немалого успеха в левых кругах. В 1911 г. был создан Шведский мальтузианский союз. Через несколько лет возникла Национальная ассоциация полового воспитания (Riksf"orbundet f"or sexuellupplysning), к 1933 г. насчитывавшая 40 тыс. членов.

Социалист из Гётеборга Йон Андерссон в своем неомальтузианстве дошел до крайности. Рабочий класс, заявил он, обречен на ожесточенную и безжалостную классовую борьбу. Многодетность ослабляет рабочих и стесняет свободу рабочего движения. Именно многодетные чаще всего оказываются в роли штрейкбрехеров: «Во многих случаях они предавали дело рабочего класса, потому что не могли не откликнуться на плач своих голодных детей».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Павел I
Павел I

Император Павел I — фигура трагическая и оклеветанная; недаром его называли Русским Гамлетом. Этот Самодержец давно должен занять достойное место на страницах истории Отечества, где его имя все еще затушевано различными бездоказательными тенденциозными измышлениями. Исторический портрет Павла I необходимо воссоздать в первозданной подлинности, без всякого идеологического налета. Его правление, бурное и яркое, являлось важной вехой истории России, и трудно усомниться в том, что если бы не трагические события 11–12 марта 1801 года, то история нашей страны развивалась бы во многом совершенно иначе.

Александр Николаевич Боханов , Алексей Михайлович Песков , Алексей Песков , Всеволод Владимирович Крестовский , Евгений Петрович Карнович , Казимир Феликсович Валишевский

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя
Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Эта книга посвящена 30-летию падения Советского Союза, завершившего каскад крушений коммунистических режимов Восточной Европы. С каждым десятилетием, отделяющим нас от этих событий, меняется и наш взгляд на их последствия – от рационального оптимизма и веры в реформы 1990‐х годов до пессимизма в связи с антилиберальными тенденциями 2010‐х. Авторы книги, ведущие исследователи, историки и социальные мыслители России, Европы и США, представляют читателю срез современных пониманий и интерпретаций как самого процесса распада коммунистического пространства, так и ключевых проблем посткоммунистического развития. У сборника два противонаправленных фокуса: с одной стороны, понимание прошлого сквозь призму сегодняшней социальной реальности, а с другой – анализ современной ситуации сквозь оптику прошлого. Дополняя друг друга, эти подходы позволяют создать объемную картину демонтажа коммунистической системы, а также выявить блокирующие механизмы, которые срабатывают в различных сценариях транзита.

Евгений Шлемович Гонтмахер , Е. Гонтмахер , Кирилл Рогов , Кирилл Юрьевич Рогов

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука