У святого Антония в руке был начатый листочек, удостоверяющий подлинно непорочное зачатие Марии. Гюнтер собрал его и сунул статуе бубнового валета. И святой, кроткий, как в жизни, остался держать карту между деревянными пальцами.
— Гюнтер! — задумчиво проговорил Брокендорф. — В Барселоне, когда мимо моих окон водили на работы каторжников, я видел среди них одного шулера ни дать ни взять как ты, Гюнтер!
— Ну, а я тоже видел в Касселе на виселице одного вора с таким же плоским носом, как у тебя!
— Что и говорить, — с серьезной миной прокомментировал Эглофштейн, природа горазда на удивительные шутки!
Мы отправились дальше вчетвером, и разговор о карточной игре продолжался.
— У него вышел пиковый король, — рассказывал Гюнтер, все еще во власти азарта. — Выбрасывает, думает, что выигрывает, и кричит — штосе! Дальше контр-штосс, крестовая дама, крестовый валет, и в заключение я бросаю крестового туза — Puff regal — королевский удар! И он вылетел!
Он торжествующе повторил:
— Puff regal! Брокендорф! Слыхал? Все как надо!
— Ну ладно, будешь у нее первым! — возразил капитан. — Но постоянно ты не будешь, скоро убедишься! Твой огонек, парнишка, прогорает быстро…
— Да на что же вы играли?
— Кто будет первым у Монхиты! — отозвался Брокендорф.
— Полагаю, что я, — усмехнулся Эглофштейн.
— Брокендорф сегодня встретил ее на улице, — сообщил Гюнтер. — И она ему пообещала назавтра после мессы встречу наедине. Но теперь вместо него пойду я. Ему недостает bel air[65]
. А я знаю, как подобает ухаживать за испанками.Эглофштейн с любопытством воззрился на Брокендорфа.
— Она и вправду тебе обещала?
— Да, и, я думаю, даже гораздо больше! — хлопнул себя по груди тот.
— И что ты ей сказал?
— Что я давно, с первого раза влюблен в нее и что она могла бы мне помочь…
— А она? Как она тебе ответила?
— Сказала, что на улице она не может со мной об этом говорить, это в Ла Бисбале не принято. Но после мессы завтра я должен зайти к ней, дома у нее довольно иголок и щелока…
— Каких еще иголок?
— Ну, я ей сказал, что ради нее я готов глотать иголки и пить щелок.
— А завтра, когда полковник уедет, я пойду с визитом! — заявил Гюнтер.
— Ну и ступай! Поглотай иголок и попей щелоку! Гюнтер! Вы оба думаете, что вы одни в этой игре! Но не забывайте меня, у меня все же козыри на руках! — вмешался Эглофштейн.
— Но у меня остается Puff regal, а кому он выпадет, тот выигрывает! медленно и злобно произнес Гюнтер, и оба обменялись враждебными взглядами, словно намереваясь подраться на дуэли за городским рвом.
Но тут мы уже подошли к квартире полковника. У ворот стоял ротмистр де Салиньяк, наблюдая, чтобы солдаты отгоняли нищих, которые привыкли получать по воскресеньям в доме маркиза де Болибара бесплатный суп и горшок с маслом.
— Что вам тут надо, шельмы, пропитые глотки! — орал на них Салиньяк. Прочь отсюда, мошенники, никого сюда не пустят!
— Милостыню, господин, если вы надеетесь на милосердие Божие! Посочувствуйте бедным! Хвала Богу! Подайте голодным! — наперебой выкрикивали нищие, а один махал скрюченной рукой перед глазами Салиньяка и скулил:
— И меня Господь покарал несчастьем!
Ротмистр отступил на шаг и позвал охрану. Тут же подскочили два драгуна и ударами и толчками обратили нищих в бегство. Но один из выгнанных злобно крикнул, обернувшись на бегу:
— Я запомнил тебя, безжалостный! Христос еще покарает тебя за твое жестокое сердце! Вечного блаженства тебе не видать, как скотине!
Ротмистр проводил их неподвижным взглядом. Потом обернулся ко мне:
— Вы, лейтенант Йохберг, единственный из нас, кто видел маркиза де Болибара. Сможете узнать его среди этой швали? Мне кажется очень вероятным, что он попробует таким способом пробраться в дом…
Я приложил немало усилий, чтобы убедить его, что эти люди приходят только ради ежевоскресной милостыни и кормежки, но он даже не дослушал меня до конца, а бросился в сторону и схватил за ворот крестьянина, который приблизился к воротам с мулом, нагруженным вязанками дров, и со злым любопытством уставился ему в лицо.
— Что ты тут потерял, толстоголовый мошенник? Крестьянин быстро коснулся пальцами лба, губ и груди и сказал с дрожью в голосе:
— Отойди от меня, жид, видишь крест?
Мы не могли удержаться от смеха, услышав, что крестьянин зовет французского дворянина жидом. Однако Салиньяк словно не слышал странного слова. Он с угрозой спрашивал дальше:
— Кто ты такой? Что тебе здесь надо? Кто тебя послал или вызвал?
— Я привез дрова для дома господина маркиза, как обычно! Так, ваша Вечность! — боязливо выговорил крестьянин. И опять перекрестился, называя ротмистра этим удивительным титулом.
— Так убирайся к дьяволу с твоими дровами, пусть ими топят в аду! рявкнул Салиньяк, и крестьянин в ужасе пустился бежать по улице, а его мул неуклюже запрыгал вслед за ним.
Салиньяк тяжело перевел дыхание и подошел к нам.
— Вот чертова служба! И так все дни — спозаранку. Вам-то, Эглофштейн, в вашей канцелярии…