Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы

Так наш сапожник нашел себе жену, какую хотел, и некоторое время свежеиспеченная супружеская пара жила в мире и согласии. В первые недели брака жена несколько раз наведывалась в Монтелепро, чтобы носить товары прежнего хозяина на базар в Палермо. И каждый раз, когда она уходила с корзиной яиц на голове и полными кринками молока в обеих руках, священник давал ей самое пламенное благословение, ибо других денег, кроме вырученных на базаре, у него не водилось. Потом он подыскал себе новую прислугу, и сапожникова жена стала сидеть дома и вести хозяйство. В свободные часы она ткала на ручном станочке и в конце каждой недели отдавала мужу заработанные деньги.

По утрам оба привычно ходили в церковь к мессе, а в восемь часов сапожник уже бежал к себе в мастерскую и принимался за кожи и дратву, а его жена отправлялась на базар за мясом, оливковым маслом, вином и и прочими необходимыми продуктами. И в час обеда вокруг их дома на улице Веттурини разносились ароматы куриного супа, овощных и рыбных блюд, а также печений на яйцах и сырных лепешек.

Так проходили дни, и настал канун праздника Тела Господня. Жена сапожника украсила окна дома свежими ветками каштанов, как то предписывал обычай, и легла в постель раньше обычного, ибо назавтра хотела увидеть образ Господень и священнослужителей в столах[90] и дождевиках, которые в этот день ходили по городу процессией, держа в руках священные реликвии. Кроме того, ей было интересно потолкаться среди народа, толпами собиравшегося на праздник из окрестных деревень. Как обычно, вечером пришел из мастерской ее муж и лег рядом с нею.

Ночью она вдруг проснулась. На небе стояла полная луна. Свет ее, проникая в узкую комнату, резко обрисовывал контуры предметов: ветки каштана за окном, дымно-черный образ святого Иоанна Крестителя на стене, кухонный стол с медной кастрюлей для теста, флягой для уксуса, хлебным ножом и разливательной ложкой — и висящий над дверью листок пергамента, на котором большими буквами (черными строчными и красными заглавными) была написана молитва святого Бернарда Клервосского. Глядя на этот листок, она ощутила досаду на мух, вечно засиживавших и портивших буквы в словах святого…

Вдруг она заметила, что не слышит рядом с собою дыхания мужа. Она протянула руку и убедилась, что его место на кровати пустует.

Немало удивившись и испугавшись, женщина соскочила с кровати. Протирая слипшиеся ото сна глаза, она явственно услыхала голос мужа, доносившийся из мастерской. Он что-то бормотал и словно бы всхлипывал. Ей показалось, что он читает молитву, но она не могла различить ни единого слова, и для нее оставалось непонятным, что ее муж в такое время может делать в мастерской. И туг сквозь дырку в двери, образовавшуюся от выпавшего из доски сучка, на белое покрывало кровати упал тонкий луч света — должно быть, в мастерской кто-то запалил масляную лампу.

— Липпо! — крикнула она. Но ответа не было. — Филиппо! Ты что, не слышишь меня? Липпо!

До ее слуха донеслись какие-то визгливые звуки, и она закричала еще раз:

— Филиппо!

Тут стало тихо, и лишь через несколько секунд она услышала, как сапожник выругался:

— Проклятущие крысы! Они разбудили меня! Надо же, напустились на мои кожи!

Не могло быть сомнений в том, что это был голос ее мужа, но уже в следующий миг женщина опять испугалась, ибо в мастерской раздалось визгливое хихиканье, сопровождаемое гнусавым блеянием, которое никоим образом не могло сойти с уст ее мужа:

— Крысы! Вот именно, крысы, хе-хе-хе! Корабельные крысы, прямо с галер!

— Филиппо! — закричала объятая страхом жена. — Филиппо, с кем ты там?! Брось этих дурацких крыс и иди ко мне! Туши свет, масла жалко…

— Заткнись! Убирайся! Пошел к черту, ты свое получил! — закричал тут сапожник.

И жена возблагодарила небо, ибо это был точно его голос. Еще с минуту она слышала ворчание и торопливые шаги взад-вперед по комнате, а потом хлопнула входная дверь, щелкнул замок, и наступила тишина.

В следующее мгновение сапожник просунул голову в дверь комнаты.

— Ты не спишь? — проворчал он. Он был бледен как полотно, по лицу его крупными каплями катился пот, а большие красные ручищи дрожали, как в лихорадке.

— Кто это был с тобой? — боязливо спросила жена.

— Со мной? Да кто же, к черту, мог быть со мной?!

— Я слышала какой-то визг. С кем ты говорил?

— Я? Да с крысой. Она бегала туда-сюда по моим узлам с кожами и шумела, как тысяча чертей. Ну и крыса — огромная, черная, облезлая, настоящий прелат среди крыс, и притом вонючая, как Иуда! Но готов поклясться — я ее все-таки подшиб!

Несмотря на пережитый испуг, женщина засмеялась, когда ее муж назвал крысу прелатом. Заметив ее веселье, сапожник продолжил шутку:

— Да-да, прямо великий приор крысиного ордена! Этакий пузатый аббатик. Но я ее здорово прищучил, уж можешь не сомневаться!

Женщина больше не удивлялась тому, что ее муж устроил посреди ночи весь этот кавардак. Она вспомнила, что у ее прежнего хозяина крысы погрызли ножки кровати, порвали два куска полотна и безвозвратно испортили новую льняную рубашку, и задумалась о средствах повывести эту нечисть.