Шведское огниво

После ухода Адельхарта Сарабай велел подавать новое кушанье. Монах остаться на трапезу не захотел, вспомнил вдруг, что у него конь на дороге без присмотра, да и на службу в храм надо. Злат проводил его до ворот. В зале уже так жарко натопили, что захотелось немного освежиться под моросящим дождиком. Во дворе было темно и тихо. Из опустелой летней кухни появилась тень стражника, увидевшего наиба, и снова утонула во мраке. Только журчание воды, стекавшей по желобу с крыши, нарушало ровный шум дождя да под навесом фыркали лошади. Глухое место. В городе сейчас некоторые только лавки закрывают, с базаров уходят последние носильщики. По дворам говор, постукивание кувшинов, обрывки слов мешаются с запахом еды.

Так же мирно, по-домашнему, расположилась у длинного стола пестрая компания, сведенная судьбой в этот темный осенний вечер на старом постоялом дворе. Злат вошел, как раз когда Сарабай расхваливал новое блюдо:

– Вы только попробуйте! Не говорите, что сыты! Такого вы ни в одной харчевне не найдете. Сегодня готовили в котле телячьи головы, весь отвар мне остался. Да еще я опорожнил кадушку с солеными огурцами. Как раз заказали сразу несколько кувшинов, а рассол уже пора менять. Какой рассол! Травы для него мне с лесов привозят. С хреном! Запах – любой москательщик помрет от зависти. Остается только соединить этот отвар с этим рассолом и добавить туда ячменной крупы. Непременно самой лучшей, из очищенного зерна. Которое называют жемчужным.

У стола уже орудовала улыбающаяся Юксудыр, ловко разливая горячее варево деревянным ковшом с резной ручкой в глубокие миски.

Глядя на нее, наиб вспомнил про ниточки Адельхарта. Приехала с тем парнем со свиной ногой, теперь оказалась возле второго пропавшего. Не та ли веревочка их связала, на которой висит кольцо с печатью Кутлуг-Тимура? Девушка почувствовала взгляд, подняла глаза и улыбнулась. Если так, то про перстень знает кто-то еще.

– Пятьсот иперперов! – не переставал удивляться разомлевший от еды и тепла Касриэль. – Это что же такое в этом сундуке лежит? Нескольких рабов можно купить.

– Ты бы лучше про свой сундучок вспомнил. Где письмо, за которым посланцы Могул-Буги приезжали. Может, и это их рук дело?

– Смеешься, что ли? Здесь сразу видны люди, которые привыкли дела делать без лишнего шума. Да если бы мне за это письмо пятьсот иперперов посулили! Я бы не только письмо, я бы еще три копии в придачу снял. На самом дорогом пергаменте. И в шелковые мешочки зашил.

Больше в этот вечер о делах не говорили. Оставили их грядущему дню. Не нами сказано – утро вечера мудренее. Поэтому и спать легли пораньше. Только огонь немного поутих в очаге и темнота стала сдвигаться от углов, сливаясь с тенями, Злат приказал всем укладываться. Сам он утащил свой огромный тулуп к дальней стене и пошутил над сказочником, устроившимся у самой печи: «Ты как кот». Огонь вскоре совсем погас, только угли зловеще переливались, как кровавые рубины, в душной тьме. Потом потухли и они.

От всех треволнений дня Злат так и не мог уснуть, одолеваемый мыслями. Он лежал на лавке, закинув руки за голову и всматриваясь в темноту под крышей. Надо бы отдохнуть, чтобы голова завтра была свежей. Но сон не шел. Было так тихо, что доносились крики ночной стражи, сменявшейся вдалеке у заставы. «Это уже вторая», – подумал Злат. За полночь, значит.

Бесшумно открылась дверь хозяйских покоев. Невидимая, словно бесплотная, тень замерла где-то посередине комнаты. Не выдавая себя ни единым звуком, даже слабым дыханием, она, как клубок мрака, скользнула к дальней стене, у которой лежал наиб. Злат насторожился, стараясь дышать ровно, чтобы не выдать себя.

– Чего это тебе не спится? – неожиданно раздался из темноты голос стражника. Старый служака, привыкший повсенощно бодрствовать в карауле, и сейчас не смыкал глаз, хотя, как и остальные, тихонько лежал на лавке у входа. Тень вздрогнула и полушепотом ответила что-то на незнакомом языке. Потом стремительно и все так же бесшумно исчезла за дверью. Это была Юксудыр.

Злат вспомнил ее длинные пальцы, разрывающие сложенный лоскут, и ему стало не по себе.

Утро было снова дождливым, тоскливым и пасмурным.

Сарабай с вечера наставил в печь кушаний, потому выехали, очень сытно поев, отчего все заметно повеселели и приободрились. У ханского дворца их уже ожидали Соломон и люди Могул-Буги. Еврей смиренно спешился и потрепал по морде своего холеного мула. Нукеры, все еще верхом на конях, с заносчивым видом держались поодаль. Заметив это, Злат усмехнулся – спешившийся всадник теряет уверенность. А битва в суде часто бывает горячее и опаснее, чем схватка в чистом поле.