Швея из Парижа

– Ага. На тебя посмотреть, так ты готов одной рукой перебросить меня с одного конца Франции на другой.

– Почему только Франции? – возразил он более слабым голосом, чем хотелось бы. Может, этот каламбур убедит Эстеллу в том, что ему действительно лучше, хотя это было не так. – Я готов перегнать один из этих кораблей через Атлантику.

– Ты умеешь летать? – фыркнула она.

– Да.

– Есть что-нибудь, чего ты не умеешь?

Она спросила не всерьез, однако Алекс подумал: да ведь есть длинный список того, чего он не умеет. Он не может воскресить Лену. И не смог наладить ее жизнь в том смысле, в котором хотел – в качестве жалкого оправдания за то, что не сумел сделать счастливой маму в последние годы ее жизни. А еще не может протянуть руку и коснуться Эстеллы – не потому, что вертиго не позволяет, а потому, что это действие представляется самым опасным.

– Хочешь поговорить со мной о Лене?

– Пожалуй, сейчас я только на разговоры и способен, – признался Алекс.

Эстелла наклонилась и поправила ему подушку. Алекс сообразил, что он лежит без рубашки, однако стоило чуть приподняться, как комната дала крен. Надо бы попросить подать рубашку, вот только сам он не в состоянии надеть ее, а принять помощь Эстеллы никак невозможно.

Наверное, надо спросить: «Что ты хочешь узнать о ней?» Однако нельзя, чтобы после Лены осталась лишь серия вопросов и ответов!

– Мы с Леной познакомились на вечеринке в июле сорокового года. Я получил неделю отпуска, а отпуск я обычно провожу в Нью-Йорке. Мы попали на костюмированный бал, и я обратил внимание на ее волосы. Расспросил одного знакомого. Он посмеялся надо мной, удивленный тем, что я не встречал ее раньше. Что означало: она пользовалась дурной славой. Девушку приглашали на лучшие вечеринки ради развлечения, зная о ее доступности. – Алекс поморщился. – Извини, мне следовало выразиться более цензурно.

Эстелла покачала головой:

– Говори уж как есть. Я сразу пойму, если услышу неправду; у тебя привычка почесывать левый мизинец, когда ты лжешь.

Алекс рассмеялся и тут же побледнел – даже такое действие было для него слишком тяжелым.

– Не знал. Теперь буду следить за собой.

– Продолжай, – попросила Эстелла и вытянулась на постели, опустив голову на подушку и сложив руки на животе.

– У Лены была дурная репутация… почти как у меня, – сознался Алекс. – Я пригласил ее на танец, потому что мне казалось, я уже видел ее однажды. Мы танцевали, однако толком не поговорили. А в конце она поцеловала меня. И… – Он понял, что положил правую руку на ладонь левой и собрался почесать мизинец.

– Ты переспал с ней, – закончила вместо него Эстелла. – Эту часть можешь опустить.

– Спасибо, – скривился Алекс. Затем помедлил и продолжил: – Все оказалось не так, как я предполагал. Она была… холодной. Воспринимала секс на уровне разума, не больше.

– Потому что именно такое восприятие обычно и для тебя. – Эстелла опять сама восполнила пробелы; Алекс не знал, как объяснить ей. – Повторяю, детали мне не нужны.

Как объяснить, чтобы Эстелла поняла, и при том не вообразила, что он бравирует своим сексуальным мастерством?

– Я просто хотел сказать, что проникся сочувствием; она считала себя опустошенной, неспособной радоваться жизни. Она переспала со мной, чтобы забыться. Однако мне ее волосы напомнили об одной очаровательной женщине, которая ворвалась в театр Пале-Рояль с такой дерзостью, словно полжизни работала в разведке и которая так лихо передала мне документы, как не сумел бы ни один из моих соратников.

Он замолчал. И так уже сказал слишком много.

– Ведь не может быть, чтобы ты танцевал с Леной, потому что принял ее за меня? – медленно спросила Эстелла. – Наверняка у тебя по всему миру в каждом порту есть женщина; не верю, будто я тебя настолько впечатлила.

Именно что впечатлила. Вместо этого Алекс продолжил:

– После той первой ночи я понял, что это не ты; женщина в театре была полна жизни, она не могла настолько внезапно сломаться и стать такой, как Лена.

Эстелла зажмурилась:

– Лена почти созналась, что Гарри насиловал ее.

– Неоднократно. Ты читала мемуары Эвелин. Он садист. Он две недели держал Эвелин под замком и тоже насиловал.

– Я все думаю, что, если бы Лена росла с моей мамой, ничего подобного с ней бы не случилось. Мне повезло. Это я должна была позволить ей выпрыгнуть в окно первой. Я должна была дать ей шанс жить. Как она мне сразу после рождения.

– Ты не несешь ответственности за тот выбор.

– А ты? Разве не ты лежишь здесь и проклинаешь себя за все? Разве не ты винишь себя?

Алекс промолчал. Ответить искренне было выше его сил.

– Я уверена в одном: сама Лена ни в чем не виновата, – тихо произнесла Эстелла. Ее голос надломился.

Алекс не мог ей помочь; он взял ее ладонь в свою, очень нежно, так что Эстелла могла бы при желании легко вырваться, однако она позволила ему удерживать руку, и для него было почти невыносимо касаться ее кожи. Он лежал с закрытыми глазами, благодаря свою болезнь за то, что на нее можно списать свою неспособность говорить.