При других обстоятельствах он бы рассмеялся и пожал плечами. Весь мир считает его бабником? И что с того? Он и есть бабник. Человек без биографии, живет на три страны, ни в одной из которых не чувствует себя дома, не имеет твердого положения в обществе, мотается по командировкам, вечно в тени, водится с людьми определенного сорта – Эстелла вряд ли догадывается, что такие существуют… Однако почему-то для него важно,
– Я здесь потому, что в Париже навлек на тебя неприятности. Потому, что Лена заслужила настоящую семью; возможно, ты и есть ее семья. А еще потому, что… – «Я хочу совершить единственный достойный поступок в жизни», – хотел добавить он, однако язык не повернулся.
Алекс встал.
– Поговори с Леной, – отрывисто сказал он. – Подумай о ней хоть минуту. Пойди и взгляни на нее – иными глазами. Она нуждается в тебе. На ней позорное пятно – проклятая кровь Гарри Тоу и его деньги, – а значит, Лену рассматривают либо как диковинную штучку, либо как предмет для мимолетной забавы. У нее нет друзей. – Алекс замолчал. Лена придет в ярость, если узнает, что он о ней наговорил, хотя все это правда. – Можешь не беспокоиться, я не собираюсь тебя преследовать, – закончил он без лишних церемоний. – Я уезжаю.
И он ушел – пока не оказался втянутым в дела, которые, как выразилась Эстелла, совсем его не касаются.
Остаток ночи Эстелла прокручивала в голове слова Алекса: «Я здесь потому, что Лена заслужила настоящую семью; возможно, ты и есть ее семья. Подумай о ней хоть минуту». Он пристыдил ее. Заставил увидеть, что все происходящее затрагивает не только Эстеллу и ее чувства. Оно касается и Лены, другой женщины, у которой чувства тоже есть. И ведь она обещала Лене зайти и повидаться с ней. Что ж, время пришло.
В следующий выходной Эстелла отправилась на метро в Грамерси-парк. Погода была отвратительная – дождь лил как из ведра, ветер так и норовил сорвать пальто. Однако даже ненастье не могло испортить впечатление от великолепной застройки района. По периметру площади выстроились фешенебельные и богато украшенные многоквартирные дома и особняки. Парк располагался в центре; закрытые ворота не пускали внутрь никого, кроме обладателей ключей, а черная чугунная ограда говорила об элитарности территории больше, чем любое количество дворецких.
Особняк Лены на фоне соседей сутулился, как нежеланный ребенок, твердо решив скрыть за роскошным фасадом свою тоску, которая все равно просачивалась наружу. Эстелла вздрогнула и постучала в дверь.
Ей открыла пожилая женщина, высокая и худощавая, похожая на школьную учительницу из романов Диккенса.
– Вы, должно быть, Эстелла, – произнесла она с теплотой в голосе, которая не вязалась с ее костлявой фигурой. – Лена просила меня передать вам вот это. – Она протянула записку.
Не знаю, получишь ли ты мое послание, однако я должна уехать на некоторое время. Надеюсь, мы увидимся, когда я вернусь. Предложение насчет использования моего дома для модного показа в силе. Моя экономка, миссис Парди, во всем поможет тебе.
Эстелла скомкала записку в кулаке. Алекс говорил, что собирается уехать. А теперь еще и Лена… Вполне вероятно, она проводит время с любовником, оставив Эстеллу со всеми вопросами и без единого ответа. Она понимала, что упреки не вполне справедливы. Лена просила зайти до Нового года. А она этого не сделала.
– Входите, – предложила женщина, очевидно, та самая миссис Парди. – Я принесу чай и пирожные.
– Спасибо.
Следом за миссис Парди Эстелла прошла через вестибюль, изумляясь, как со вкусом подобранная мебель и стены, увешанные современной живописью – от бьющей через край цветовой палитры Фриды Кало до психоделических фантазий Магритта, – смогли преобразить дом, знакомый ей по Парижу, холодный, запущенный и даже про́клятый, в нечто совершенно умопомрачительное. Просторный величественный вестибюль; высокий, притягивающий взгляд деревянный потолок с росписями и инкрустацией; мебель в стиле ар-деко – глянец, полированные металл, дерево и камень; контуры сглажены благодаря цветовым решениям и роскошным драпировкам. Надо признать, у Лены отличный вкус.
Миссис Парди впустила Эстеллу в уютную комнату – в квартале Марэ она казалась тесной из-за паутины и запустения, – а сама удалилась и спустя пару минут вернулась с блюдом пирожных, настолько похожих на те, которые Эстелла когда-то покупала к утреннему кофе, что ей показалось, она вновь попала в Париж.
– Очень вкусно, – улыбнулась она миссис Парди, стряхивая крошки с платья.
– Лена говорила, вы француженка. А мне всегда нравилось печь.