Швея с Сардинии

Королева со свитой прибыли поездом. Путь из столицы оказался долгим, поскольку каждые несколько километров приходилось останавливаться, чтобы поприветствовать местное население, которое, протягивая цветы и размахивая флагами, заполняло перроны всех без исключения станций, даже самых маленьких. В каждой витрине нашего города были выставлены фотографии государыни в окружении юных принцесс и наследника престола в матросском костюмчике. Их с любопытством разглядывали знатные синьоры, жены зажиточных торговцев и даже домохозяйки из узких переулков, но особенно внимательно – мы, портнихи и швеи, которым не терпелось посмотреть на королевские платья. Ведь мы знали, что, когда будущая королева только приехала в Рим, будучи еще юной невестой, ее наряды посчитали слишком простыми и лишенными элегантности, а родственники со стороны жениха даже презрительно называли ее пастушкой. Но простые люди ею восхищались: у нас в городе огромная толпа, стремясь выразить признательность и уважение, растянулась вдоль станционных путей, и мне ничуть не стыдно признаться, что среди этой толпы была и я. Надо сказать, в своей наивности я даже гордилась тем фактом, что три платья, в создание которых я внесла вклад, сшитые на моей ручной машинке, увидит сама королева: возможно, «пастушка», привыкшая теперь одеваться у лучших портных Италии и Европы, даже притронется к ним, а то и будет ими восхищена.

Королева со свитой остановились в гостинице «Италия», самой роскошной в округе. В первый день государыня отдыхала после путешествия и приняла, да и то лишь в частном порядке, только первых лиц города: большой прием и бал планировали на завтра.

О том, что же именно случилось во время приема, я узнала только дня через три-четыре. Сначала скандал попытались скрыть, но разлетевшиеся повсюду слухи остановить не удавалось, сколь бы запутанными, расплывчатыми и неточными они ни были. Непонятно было, каким образом разоблачение того факта, что платья семейства Провера вовсе не доставлены из Парижа, а сшиты дома, помимо унижения для них самих, могло еще и задеть честь и тягчайшим образом оскорбить королеву и других присутствующих благородных дам. Ходили разговоры даже об «оскорблении величества», хотя против адвоката Бонифачо так и не выдвинули никаких официальных обвинений. Но репутация семьи, особенно обеих дочерей, как в таких случаях говорится, была безвозвратно погублена.

Некоторое время новости о случившемся передавались только из уст в уста, да и то шепотом. Ворота дома Провера на площади Санта-Катерина оставались закрытыми, а родственники и те, кого считали друзьями семьи, стоило только затронуть эту тему, краснели и отказывались что-либо говорить. Единственный оброненный кем-то из них комментарий состоял всего из одного слова: «Невероятно!» Но после отъезда королевы некоторые из присутствовавших на приеме (главным образом холостяки, не имевшие жен, а следовательно, и необходимости оправдываться перед ними за свои эротические похождения, которыми даже гордились), заговорили свободнее, рассказав о самых пикантных подробностях дела, и теперь префект и другие представители власти уже не могли заставить прессу молчать. Десять дней спустя одна особенно смелая сатирическая газета из тех, что не приносят в дома с дочерями на выданье, опубликовала пространный репортаж. Именно из этой газеты я наконец узнала, что же случилось, и хоть и была ошеломлена, но все же вздохнула с некоторым облегчением, поскольку репортер написал о том, где и как платья были сшиты, только вскользь, не придавая этому особого значения и не упомянув моего имени: просто «с помощью приходящей швеи». Я сохранила газету, чтобы показать синьорине Эстер после ее возвращения из-за границы, и храню вырезку из нее до сих пор: ведь меня впервые, пусть и анонимно, вовлекли в громкий скандал (надо сказать, он оказался не последним, но о втором подобном случае я расскажу чуть позже, а пока ограничусь тем, чтобы удовлетворить твое, читатель, любопытство относительно того, что же произошло тем вечером в расписанных фресками залах префектуры).

Протокол церемонии подразумевал, что в самом начале приема дамы, покинув своих кавалеров, собирались в зале, названной из-за украшавших ее фресок «залой с нимфами», где при необходимости могли оставить в гардеробе накидку и поправить перед зеркалом платье или прическу. Когда поток гостей иссякал и ворота префектуры закрывались, дамы должны были присоединиться к своим мужьям, отцам и братьям в зале с фресками на морскую тематику и отдать должное легким закускам в ожидании проходившей в главном зале аудиенции у королевы, перед которой один за другим, в порядке важности, проходили жаждавшие оказать ей знаки уважения гости. По окончании этой церемонии должен был начаться бал.