Швейная машинка

Он улыбается при мысли о новой работе и отправляется в спальню, где теперь ночует: диван после визита Сэм получил отставку. Крэбби свернулась калачиком посреди кровати и дремлет — прямо на его лучших брюках, которые лежали там за неимением плечиков. Фред сгоняет кошку и идет в ванную бриться. Может быть, дела пойдут на лад.

Бритье занимает больше времени, чем обычно: сейчас ведь надо брить и голову, а он еще недостаточно поднаторел, чтобы делать это быстро. К тому времени, когда Фред заканчивает, кошка уже снова завладела кроватью, и ей явно не нравится, что ее сгоняют во второй раз. Когда он поднимает ее, она протестует и впивается когтями в его брюки. Фред замечает торчащие нитки и быстро отбрасывает кошку, но поздно: его лучший костюм для собеседования испорчен.

Постирать что-то другое Фред уже не успевает. В отчаянии он открывает гардероб и вынимает оттуда брюки деда. Они слишком длинные. Старик был ростом шесть футов пять дюймов, а Фред — едва пять футов девять дюймов[18]. Им овладевает паника, и он бежит на кухню, чтобы посмотреть, не высохли ли его черные джинсы, висящие над плитой.

Но нет, они все еще влажные.

Рядом с камином стоит швейная шкатулка бабули Он открывает крышку и видит там портновские ножницы. В мгновение ока Фред хватает их, несет дедовские брюки на стол и накрывает их сырыми джинсами.

— Прости, дедушка, — говорит Фред и отрезает нижнюю часть старинных брюк вместе с аккуратными отворотами.

Доставать гладильную доску из-за кучи коробок в гостиной уже нет времени, так что он просто включает утюг, выворачивает брюки наизнанку и кладет на них полотенце. Фред на глаз оценивает длину обеих брючин и надеется, что не ошибся. Рядом с ним на столе стоит швейная машинка, и ему даже на мгновение приходит в голову безумная идея ею воспользоваться, но он все же отвергает ее, берет ящик с инструментами, достает оттуда серебристую клейкую ленту и отрывает две длинные полоски.

Через десять минут Фред готов к выходу: на нем чистая рубашка, галстук, пусть и не совсем подходящего цвета, черные туфли. Единственный ремень, который подходит к пострадавшим от его вандализма брюкам, при ходьбе немного скрипит, но все это уже не важно. Вечером у него должна быть работа с зарплатой, и, может быть, он даже позволит себе отметить это бокалом шампанского.

Джин

Ноябрь 1915 года. Лит

Со своего наблюдательного пункта у окна Джин увидела мужчин, возвращающихся с работы. Сажа въелась в их одежду, машинное масло перепачкало лица и шеи, покрыло маслянистыми пятнами комбинезоны.

Дональда с ними не было.

Мысли в ее голове заметались. Несчастный случай — вряд ли: кто-нибудь сразу примчался бы из доков и сообщил ей. Все они были очень близки друг с другом и с уважением относились к женам товарищей.

Она баюкала дочку, у которой прорезались зубы. Повинуясь материнскому инстинкту, качала ее, держа часами на руках и стараясь хоть как-то облегчить страдания ребенка. Энни выглядела очень несчастной: с красными щечками, с раздражением на попке, с температурой, капризная и беспокойная. Не было ни минуты покоя: пеленки моментально заполнялись зловонным поносом, и от контакта кислых фекалий с потрескавшейся кожей малышка просыпалась. Крем, в эффективности которого убеждала реклама, ничем не помогал, так что Джин вернулась к старому доброму вазелиновому маслу, намазывая его толстым слоем на раздраженную кожу, потому что больше все равно ничего не помогало.

Когда Дональд наконец вернулся домой, было уже совсем темно.

— Где ты был?! Я так беспокоилась! Уже решила, что в доках что-то случилось.

— Ничего не случилось, — ответил он. — Как Энни?

— Только-только заснула, пожалуйста, не трогай ее. Я не выдержу, если она опять проснется.

— Если она отдохнет, это пойдет ей на пользу. Да и тебе тоже. Как думаешь, сколько это все у нее продлится?

— Понятия не имею, ну да ладно. Почему ты так поздно?

— Дай я переведу дух и умоюсь — потом все объясню, — ответил он.

Ей сразу же стало не по себе, но из Дональда нельзя было вытащить ни слова, пока он сам не решит рассказать. Годы после забастовки научили его держать язык за зубами и отвечать за каждое произнесенное слово. Но Дональд все еще не растерял своей непосредственности, и то, что он не бросился сразу рассказывать ей новости, вызывало беспокойство. В голове она перебирала наиболее вероятные варианты. Какие-то новости из Клайдбанка? Он заболел?

На этот раз Дональд выполнил ее просьбу и не пошел в спальню к Энни. Он направился прямиком к раковине и приступил к ритуалу смывания с себя накопившейся за день грязи.

Джин не могла больше терпеть и принялась засыпать его вопросами:

— Ты не потерял работу? — Она пододвинула ему тарелку с мясом и картошкой. — Что мы будем делать, если это случится?

— Сядь. — Дональд решительно отставил тарелку в сторону. — Я завербовался в армию, Джин. Я записался и иду на войну вместе с другими мужчинами, которые хотят сражаться.

Все слова, которые она была готова произнести, застряли в горле. Она смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, не в силах пошевелиться.