— Спасибо, парни, дальше мы сами, — после чего молча указал Алексу на стул, стоящий в самом центре комнаты, и, подхватив другой стул, стоявший у стены, развернул его спинкой в сторону парня и уселся на него лицом к Алексу, сложив руки на спинке.
— Ну что, мистер Хубер, позвольте мне предъявить вам обвинение в уклонении от уплаты налогов на сумму, которая позволит мне, чертов ты немец, упечь тебя за решетку лет на двадцать минимум!
— Нало… — ошеломленно выдохнул Алекс, после чего возмущенно заявил: — Но я платил все налоги!
— Там, — тип ткнул пальцем куда-то себе за спину, — может быть. Но, как нам стало известно, ты — американский гражданин, потому что родился здесь и никогда не отказывался от гражданства. Так что ты сильно задолжал своей родине, приятель…[103]
Следующие несколько часов превратились для Алекса в настоящий кошмар. С него требовали немедленно рассказать о всех его доходах, полученных им после отъезда из Америки, сообщить номера счетов, иначе угрожали «закатать в такую тюрьму, где ниггеры будут сутками трахать тебя в задницу». Сначала этот тип орал на него один, а потом к прессингу подключились и двое его подручных. Парень успел сотню раз пожалеть, что ему когда-то пришло в голову назваться выходцем из США, и буквально голову сломал, пытаясь понять, откуда об этом узнало ФБР[104]. Впрочем, на самом деле установить это не составило бы особого труда. За время пребывания в прошлом он упоминал об этом не один раз — и во время своего первого попадания, в усадьбе Хуберов, во время жизни в Базеле и даже во время своей работы на BASF, да и во время второго попадания тоже отметился. Даже и бравировал этим, мол, он вам не хухры-мухры, а американец… Более того, в полицейском протоколе его допроса после убийства Конради местом его рождения указаны именно США. Но ведь для того, чтобы выяснить это, надо было как-то этим озаботиться, не так ли? Напрячься, приложить определенные усилия. Ведь здесь нет ни Интернета, ни электронной почты. Да и обычная-то почта весьма нетороплива и не очень надежна — и почтовые пакетботы регулярно тонут, и почтовые самолеты падают, и почтовые вагоны регулярно сходят с рельсов… Кому и зачем это понадобилось?
Все стало ясно, когда за окном уже стало темнеть. Совершенно измученный допросом Алекс впал в некоторую прострацию и потому не заметил, что троица его мучителей куда-то испарилась, а их место неожиданно занял какой-то весьма дородный урод с сигарой в зубах. Нет, не классический «мистер Твистер», этот был хоть и полным, но при этом выглядел таким… скорее разжиревшим мордоворотом, чем капиталюгой, однако чем-то похож…
— Я вижу, мистер Хубер, — радостно улыбаясь, начал он, — вы попали в весьма неприятную ситуацию.
Алекс встрепенулся и недоуменно уставился на столь внезапно появившегося перед ним собеседника.
— Вы кто?
— Я? О, я — ваша надежда выбраться из той ситуации, в которую вы попали, с наименьшими потерями.
— Вот как? — Алекс саркастически усмехнулся. — И что же мне это будет стоить?
— Совсем немного, — ухмыльнулся в ответ дородный и, закопавшись в портфель, достал оттуда пачку бумаг. — Одну вашу подпись. Вот здесь.
Алекс несколько мгновений испытующе разглядывал это тело с сигарой, после чего протянул руку и, взяв бумаги, углубился в них.
— Вы клоун? — раздраженно спросил он, закончив с чтением. — Вы что, действительно считаете, что я передам вам свой патент на таких условиях? Да он стоит раз в пятьсот больше, чем вы мне тут предлагаете. И это еще я беру по самой нижней планке.
— А зачем вам деньги в тюрьме? — удивился грузный. — Там вы будете на полном государственном обеспечении. Скудноватом, правда, но тут уж ничего не поделаешь. Я же берусь навсегда избавить вас от подобной перспективы. Подумайте…
— Не пойдет, — упрямо мотнул головой Алекс. Не то чтобы ему действительно так уж нужны были эти деньги, но, черт возьми, эти уроды просто растоптали в нем веру в добро и справедливость… в то, что где-то за океаном действительно есть Свободная Страна Свободных Людей. Во всяком случае, для тех, у которых есть деньги. И кто хочет продолжать делать деньги. Ну вот — он приехал, и что? Вот это и есть свобода?
— Ох, мистер Хубер, — дородный затянулся сигарой, после чего пыхнул дымком в потолок, — вы даже не представляете, какую ошибку сейчас совершаете… Ну ладно, поговорим чуть позже. — Он встал, подошел к двери и, распахнув ее, несколько картинно произнес: — Ребята, он ваш. Только не повредите ему руки. А то чем он будет подписывать контракт?
После этого Алекса и начали бить…
— Вот не понимаю я, зачем вы упрямитесь, мистер Хубер, — задумчиво произнес грузный. — Ведь знаете же, что все равно подпишете. Так чего зря упираться?
— Я не буду ничего подписывать без своего адвоката, — снова упрямо повторил Алекс. Дородный вздохнул и покачал головой.
— Ну почему немцы такие идиоты?
— Я — швейцарец.