— Удалось проследить цепочку, по которой он переводил деньги на счета командира группы.
— Значит, Доусон был просто наблюдателем?
— Разумеется, нет. Организовать историю с арестом Абрамова и его экстрадицией Сухоцкий не мог. Здесь действовал Доусон.
— Но он не мог себе представить, что Абрамов покончит с собой…
— Да. В таких случаях они всегда жалуются, что от этих русских не знаешь чего ждать.
Снег заметно густел, уже глушил звуки огромного города. Ледников искоса глянул на Альмезова. У того было напряженное лицо. Ну, что ж, пусть как булгаковский Пилат утешается мыслью, что он что-то сделал, дабы отомстить. Может быть, это поможет ему преодолеть гложущее чувство вины перед памятью Разумовской, которую он мог удержать от поездки в Берн… Мог, но не удержал.
— Всего доброго, — сказал Ледников.
Он сказал это совершенно искренне, потому что видел перед собой страдающего человека.
Альмезов чуть помедлил и протянул ему руку. Ледников пожал ее и направился к машине.
— Валентин Константинович!
Ледников обернулся.
— Если мне потребуется что-то… уточнить, я могу с вами связаться?
— Да, конечно.
— Кстати, передайте привет Жене, — вдруг сказал Альмезов.
Снег уже густо покрывал его голову и плечи, и он вдруг стал странно похож на статуи, застывшие неподалеку.
Ледников шел к машине и думал, что не может представить себе, что предпримет Альмезов теперь. Да и захочет ли предпринять. Но если захочет, то он действительно готов ему помочь. А сам он пока займется тем, чего от него хотела Разумовская — он напишет книгу о том, что произошло. Ему есть, что сказать. Пока это все, что он может сделать.
— Он постарел, — сказала Женя, дожидавшаяся его в машине.
Они вместе решили, что лучше ей с Альмезовым сейчас не встречаться. Зачем? Как выясняется, он и так многое знал про них. Но только многое, потому что все, что случилось между ними, не знали до сих пор они и сами.
Снег валил все гуще, залепляя стекла машины. Уже через минуту они оказались словно отъединены от всего мира. И будто не было никого вокруг, кроме них двоих.
И тут раздался тягучий и глухой в снежной мгле удар колокола, потом другой.
Они выехали на Садовое кольцо и наглухо застряли в приводящей в отчаяние московской пробке. Ледников автоматически включил радио. Нагнетающий тревогу женский голос передавал новости.
Если бы Абрамов все-таки оказался там, подумал Ледников, все могло быть еще хуже. Гораздо хуже.
Женя положила ладонь на руку Ледникова и чуть сжала пальцы. Она смотрела на него спокойно, понимая, что с ним происходит, и готовая быть рядом, что бы ни произошло. Это был тот взгляд женщины, которого всегда ждет мужчина.