Швец. Второй шанс для бандита

Это очень похоже на дневной сон в детстве. Лёгкий, беззаботный, исцеляющий. Мне даже кажется, что где-то на фоне бубнит радио, под окном соседки (у нас были деревянные рамы) обсуждают рассаду, а ещё я точно знаю, что когда проснусь, бабушка выдаст мне блюдце с морковью и яблоком, тертых на терке и перемешанных со сметаной, на полдник…

Идеальность моего сонного мира все-таки разбивается о прозаичную вибрацию телефона. Игнорирую ее в надежде, что несчастный человек, посмевший набрать мой номер, одумается и перезвонит позже, не заставляя меня сейчас поднимать трубку и сквернословить. Но он не унимается.

Распахиваю глаза. С раздражением достаю телефон из кармана и, увидев на экране имя помощника, набираю побольше воздуха в лёгкие для уничтожающей тирады. Просил же сегодня не беспокоить! Заколебали!

— Бл… — произношу две буквы очень емкого, эмоционального вводного слова и осекаюсь

Марья с настороженным интересом поглядывает в мою сторону. Вот это я бы сейчас высказался…

— Перезвоню, — рявкаю в трубку помощнику и сбрасываю вызов.

Окончательно приходя в себя ото сна, тру лицо ладонями и тоже смотрю на дочь. Понимаю, что нужно как-то налаживать с ней контакт, но совершенно не представляю, с чего начать. Был бы пацан, пистолет бы ему показал, пострелять на заднем дворе отвёл или гонки на консоли включил…

— Нравятся тебе игрушки? — выдаю первое, что формируется в вопрос.

— Хм… — Марья встаёт с коленок, прижимает к себе куклу и хлопает на меня глазищами своей матери. — Нравятся… Спасибо, — добавляет спустя несколько секунд и переминается с ноги на ногу.

Молчит. Иногда косится взглядом на телевизор. Там новогодняя реклама. Я тоже молчу.

Так, ладно, супер, и что дальше, Швецов? Растеряно ищу повод, чтобы хоть ну за что-нибудь зацепиться и продолжить диалог.

— А что они у тебя там делают за столом? — продолжаю я играть в «капитана очевидность».

— Кушают суп, — прищуривается дочь. — Хочешь суп?

— Хочу, — киваю с готовностью и даже немного подаюсь вперёд.

Марья что-то несколько секунд колдует над пластмассовой плитой. Убегает на пару минут из комнаты, а потом приносит мне маленькую красную тарелочку с сомнительной жижей чёрного цвета.

— Ммм… — тяну я, — как здорово…

— Приятного аппетита, — довольно говорит мне Марья и подаёт ложку.

Делаю вид, что ем. Кто бы меня сейчас из мужиков увидел!

— Вкусно? — прищуривается дочь.

— Невероятно, — клянусь ей. — Все наелся, — отдаю обратно тарелку.

— А теперь — кофе, — объявляет Марья торжественно. — Никуда не уходи, — грозит мне пальчиком. И, прихватив с собой чашечку, снова сбегает.

Возвращается быстрее, чем в первый раз. Несёт кружечку аккуратно, двумя руками.

— Кофе, — подаёт мне с гордостью. — Как в кафе с пенкой.

— Ох спасибо, — отвечаю ей, поднося напиток к лицу, и тут же едва не роняю чашку на ковёр, безошибочно определяя по химозному запаху «океанского бриза» источник пенки в своём напитке. Унитаз!

—

— Обед готов…

Варвара появляется в дверях комнаты, как спасение. Ее взгляд задерживается на чашке в моих руках, а бровь вопросительно и иронично ползёт вверх.

— Я вижу, что ты уже сыт, Швецов? — с издевкой. — Или хочешь добавки?

— Я могу поделиться, — отвечаю ей в тон и подхожу с чашкой ближе. — Прошу…

Варвара ведёт носом, втягивая воздух, и прикрывает губы пальцами, чтобы не засмеяться.

— Мария, — справившись с собой, строго обращается к дочери. — Я, кажется, запретила тебе игры с водой. Особенно из туалета! — повышает интонацию.

— Краник был высоко, я не достала, — виновато начинает скулить Марья, — А дядя Саша был ооочень голодным. У него животик разговаривал. Ты же не хочешь, чтобы он умер от голода? — делает страшные глаза.

— Не хочешь? — тихо переспрашиваю Варвару и прищуриваюсь, замечая на ее губах вспыхнувшую красноречивую ухмылку.

Дрянь такая.

— Конечно не хочу, — отвечает она самой искренней интонацией и чмокает в макушку подбежавшую дочь. — Давай, мышонок, за стол, а то обед остынет.

Пропуская Марью вперёд по коридору, дергаю Варвару на себя за локоть.

— Ты будешь молиться на меня, — врезаюсь губами в ее ушко и выдавливаю пальцы в кожу. — Засыпать и просыпаться с моим именем на губах… Пробовать мою еду и прислушиваться к дыханию. Поняла?

Выдыхаю, чувствуя, что слишком жесток. У Варвары талант выбешивать меня. Борюсь просто с безумным желанием вжать ее в стену и впиться в губы. Тяжко нам будет…

— Поняла, — шипит эта зараза. — И свечки ставить по субботам… Пусти, больно!

Отпускаю, замечая красные следы от своих пальцев на ее коже. Как так вышло? Я же не хотел… Нет, хотел.

Накрывая для меня и дочери, Варя сама за стол не садится. Суетится. Что-то моет, расставляет по местам. В какой-то момент я замечаю, что ее руки дрожат.

Борщ, действительно очень вкусный застревает в горле. Как-то это все стремно выходит… Некрасиво. Мне снова хочется попросить у неё прощения.

— Горячий, — капризничает Марья и водит ложкой по краю тарелки. — Не хочу кушать.

— Не горячий, я попробовала, — строго отвечает ей Варвара. — Ешь.

— А гулять пойдём? — хитренько начинает торговаться дочь.

— Посмотрим… — уклончиво отвечает ей Варя.