Швец. Второй шанс для бандита

Если бы я только тогда знала, если бы имела хоть какой-то опыт с мужчинами… никогда и ни копейки у него бы не взяла! И спасать бы его не стала. Да, пусть бы так и лежал в той чертовой бане! С пробитой головой, в крови и крабовым салатом вместо мозгов. Я тогда ещё удивлялась, это что же так можно было не поделить и сколько выпить, чтобы начать друг другу о головы салатники стеклянные разбивать?! А сейчас бы сама с огромным удовольствием добавила. Ух! Как размахнулась бы и по черепушке, да чтобы наверняка.

Наглый, зарвавшийся хам! Извращенец! Мужлан! Неужели мне когда-то нравилась его сила? О, да у меня просто коленки от нее дрожали! Казалось, что я ощущаю его присутствие каждым волоском на теле, каждой мурашечкой!

— А как мне мишку назвать? — толкает меня в бок Марья.

— Миша, — машинально предлагаю я ей самый очевидный вариант.

— Нееееть, — тянет, разглядывая его. — Он не Миша. Он — Саша.

— Почему? — дёргаюсь я от этого имени и прикусываю язык, чтобы резко не высказаться по поводу отвратительности этого имени.

— Потому что он на дядю Сашу похож, — заключает дочь. — Большой и тёплый… — сбегает к небольшому диванчику, где уже сидит Бо, и забирается на него с ногами.

Я чувствую, как к глазам подкатывают непрошеные слёзы обиды. Вот как это у детей работает? Почему? Знает его чуть больше часа, а уже ходит за руку и игрушки именем называет. А что будет, когда увидит дом? О, я уверена, что он огромен и прекрасен. Швецов никогда не отказывал себе в роскоши. Он даже в квартире, где жил, умудрился установить настоящий камин и организовать спортзал.

Конечно, можно сейчас подойти к дочери и по большому секрету рассказать, что на самом деле дядя Саша — это Бармалей. Что очень плохой и хочет нас разлучить. Забрать ее в Африку. Что с ним ни в коем случае нельзя дружить или принимать подарков…

Только зачем? Что это изменит? А если и изменит, то точно не в лучшую сторону. Ибо Швецов, раз уж узнал, от прав на дочь не отступится. Не по понятиям. Но не понимая устройства детской психики и потерпев неудачу в попытке сближения в первый раз, вряд ли будет пытаться наладить контакт снова. Так зачем лишать ребёнка пусть своеобразного, но неравнодушного к ней человека? Отца. А если я заболею? Ну вот просто что-то случится? Я не железная, в конце концов!

Да и повергать Марью в состояние перманентного страха и шока… Ведь она больше всего на свете боится, что я за ней не приду! Что ее у меня кто-то отберёт. Детям то в группе рот не заткнешь. Все понимают, разговоры взрослых ловят, на каком-то своём «тарабарском» переживают, обсуждают… Я когда впервые услышала эти мысли сквозь Машкины рыдания, чуть не поседела. Хотела перевести в обычный круглосуточный сад, но оказалось, что в городе таких нет. Точнее есть, но только за деньги или для детей государственных служащих с предоставлением графика.

Я хочу видеть на лице дочери счастливую улыбку, вот как сейчас. Тот кто скажет, что счастье не купишь за деньги, просто никогда по-настоящему в них не нуждался. Конечно, если ты говно-человек, то купить любовь ребёнка они не помогут, но говном Швецов никогда не был. Сволочью — да. Иногда жестокой, но всегда справедливой. Потому, я очень надеюсь, что если не буду мешать его сближению с дочерью, он тоже пойдёт мне на встречу. Ради Марьи. А если нет… то взорвать эту бомбу будет никогда не поздно.

— Давайте я вам помогу, — ко мне подходит улыбчивая девушка-консультант и ловко находит мой размер. — Померьте ещё обязательно этот, — подаёт мне вешалку с соседнего стеллажа, — и этот, — всовывает в руки какое-то совершенно нереальное белоснежное кружево, которое я бы никогда сама не взяла.

— Спасибо, — киваю ей. — Машунь, — окликаю дочь, — не балуйся. Просто посиди. Я в примерочную быстро.

Кивает, даже не поднимая глаз от игрушек.

Захожу за занавеску, снимаю верхнюю одежду и… обессилено прислоняюсь лбом к зеркалу. Плечи начинает знобить. Нет. Не могу раздеться. Я думала, что смогу сделать вид, что меня это совсем не трогает, да и, в конце концов, не голой же ходить, раз в дорогие тряпки одевают, но нет… Циничность не рождается.

Зато в груди непрошено появляется тот забытый трепет от мужской принадлежности и власти. От ожидания. Когда, встретившись с тобой в людном месте он просто спрашивает: «Какой цвет?» Ты отвечаешь: «Красный»… И горишь потом от его взгляда весь вечер. Будто голая…

Это нельзя контролировать. Это как эмоциональный якорь. Возможно, он бы прошёл, если бы в моей жизни случился другой мужчина, но мне просто подумать об этом было некогда.

Шторка за спиной отодвигается. Даже с закрытыми глазами я знаю, что это Швецов. Его пальцы скользят по моему позвоночнику от шеи до копчика. Тело моментально отзывается. Бедра сводит.