Сиам вернулась в постель, чтобы там дождаться, пока он придет в состояние готовности. Приняв две таблетки аспирина, она подумала: «Это еще более унизительно, чем если бы мы чем-то занимались». В голове у нее прояснилось, она уже ненавидела себя за то, что превратила его в посмешище. Она чувствовала, что его неспособность объясняется тем, что он пытается произвести на нее впечатление, прикидываясь хорошим парнем. Знала, что он не заслуживает такой характеристики, но с нее было достаточно и того, что ему хочется таковым казаться. Она надела лифчик и комбинацию и более чем когда-либо почувствовала себя развратной голой девкой. Ей стало так тошно от самой себя, что она легла на спину. Так было легче справиться с собой: оказалось, что в полубессознательном состоянии она и впрямь испытывает потребность в мужчине.
С Доджем стряслась в ванной новая напасть: у него перестала гнуться шея. Он отчаянно растирал ее пальцами, но боль не проходила.
— Сиам, ты не могла бы помассировать мне шею?
— Что за беда теперь?
— У меня задеревенела шея.
— Кое-что другое задеревенело бы. — Язвительность замечания была скрашена сочувствием, с каким оно было произнесено.
Зазвонил телефон. Сиам сняла трубку.
— Ты в порядке? — спросил ее Зигги.
— Да, — простонала она.
— Что-то у тебя утомленный голос.
— Утомилась, — ляпнула она, не подумав.
— Уже поздно. — Зигги дивился на нее и терялся в догадках, что происходит.
— Я не могу строить планов на вечер. — Сиам посмотрела на ванную, откуда доносился шум льющейся воды. — Я заночую здесь.
Зигги пал духом.
— Передай Стью мои поздравления. Спокойной ночи. — Он бросил трубку.
— Кто звонил? — спросил Стюарт из ванной.
— Зигги, — честно ответила она. — Он шлет тебе свои поздравления. Я сказала ему, что проведу здесь всю ночь. — Она ожидала, что после таких слов он набросится на нее, полный гордости за свою удаль, и ей придется от него отбиваться, но он так и не показался. — Теперь ты можешь не дергаться.
Ему вроде бы полагалось сиять от восторга, но его, наоборот, скрутил страх. Сиам может растрезвонить о его неудаче — с нее станется. Хуже того, она может держать его под угрозой разоблачения, как под дамокловым мечом. Они поменялись ролями: теперь он попал в зависимость от нее. В гневе на нее, измученный приступом импотенции, он кинулся к кровати. Прежде чем она успела сгруппироваться, он перевернул ее, развел ее задранные ноги и потянулся ртом к ее лону.
— Нет, не надо!
Сиам в отчаянии уперлась руками в его голову. Она не желала, чтобы он возбуждал ее таким способом. Она отползала все дальше, пока путь к отступлению не преградило изголовье кровати. Он боролся с ее сопротивлением, упираясь рукой ей в грудь. Она извивалась, стараясь вырваться.
— Я тебя прошу! — взвизгнула она.
Но ее решительный отпор только раззадорил его. Наконец-то она стала настоящей женщиной. Чувство отчужденности, въевшееся в него из-за частого рассматривания ее фотографии, прошло. Произошел столь желанный прорыв. Он снова горел нешуточным вожделением.
— Не смей! — Она мужественно боролась, но его плечи уже раздвигали ей ноги. — Не делай этого! — Она скрежетала зубами и из последних сил отпихивала его голову.
Он зарылся лицом в волосы у нее между ног. Она ощутила прикосновение его горячих губ. Она откинула голову, впилась зубами себе в губы, напряглась всем телом.
В следующее мгновение раздался утробный вопль. Его голова покинула с таким трудом завоеванную позицию с ретивостью пробки из шампанского. Он остервенело стирал с губ ее вагинальный крем. Даже засунув голову в гнездо шершней, он бы не проявил при улепетывании подобной прыти. Он метнулся в ванную и подставил голову под сильную струю воды.
Сиам зажала руками рот, чтобы не расхохотаться. Дальнейшее противостояние не входило в ее намерения. Она упала лицом на подушку, чтобы подавить приступ смеха. Через короткий промежуток времени ей понадобилось глотнуть воздуху, и звонкий смех раскатился по спальне.
— Извини, — проговорила она, жалея о слезах, сбегающих по щекам, таким неудержимым был приступ хохота. Безудержный смех помог ей расслабиться, и она обессиленно вытянулась на кровати. Она слышала, как он шумно чистит зубы; звук делался все более отдаленным; наконец она заснула.
Сон был глубоким. Но по какой-то непонятной ей причине она через некоторое время увидела сквозь смеженные ресницы физиономию Стюарта. Почему он так неистово старается? Она не могла пошевелить ногами: они казались налитыми свинцом. Все ее тело гудело от боли, словно ее выкручивали, как тряпку. Она закрыла глаза и отвернулась от его дурно пахнущего рта. Он хватал ее за груди. Она не стала ему мешать, потому что ей было противно прикасаться к его рукам. Он трудился в поте лица. Она приказала себе лежать спокойно и дожидаться конца. Однако лежать под ним спокойно оказалось слишком мучительно для ее нервной системы. Она учуяла на наволочке запах из собственного рта — мерзкий до тошноты.