Она смотрела, как Монк заносит руку, и следила, как она опускается. В самое последнее мгновение она сообразила, что ее ждет, и сбросила оцепенение, но было уже поздно. Она получила могучий удар по лицу и потеряла зрение. У нее подкосились ноги, она заметно пошатнулась. Голова мотнулась влево, потом в другую сторону — от второго удара. Она вытянулась в струнку, парик съехал набок, в уголке рта проступила кровь.
Наблюдая через стекло за экзекуцией, Додж поспешно заверил Твида:
— Не беспокойтесь, кожа цела. Это внутреннее кровотечение.
Монк так размахнулся, что потерял равновесие. Сиам очень хотелось впиться ногтями в его мерзкую физиономию со сжатыми губами. Она занесла было руку, но у нее не хватило силы, чтобы защититься. Ей было стыдно бить людей. От его ударов она испытывала не только боль, но и стыд, словно ее вымазали грязью. Она попробовала защититься, но дальше слабой попытки дело не пошло. Она чувствовала себя раздавленной страшной усталостью.
Зигги не верил собственным глазам. Он по-прежнему ждал, что Сиам даст Монку сдачи, окажет хоть какое-то сопротивление. Ничего подобного так и не дождавшись, он чувствовал и себя побитым. Она немного постояла, приходя в себя, после чего приготовилась петь. Зигги вобрал голову в плечи и вышел из будки. Никто его не окликнул, никто ничего не сказал ему про певицу, которую он довел до такого состояния.
— Сработало! — На напряженном лице Доджа появилась ухмылка. — Вот вам и необходимая гарантия.
— Заказывайте место в санатории, — приказал Твид Валентино. — Отсюда повезем ее прямо туда. Наконец-то она стала управляемой.
Глава 44
— Барни! Эй, Барни!
Барни огляделся. На тротуаре перед «Американой» было полно народу. Он продолжил путь, решив, что незнакомый голос окликает не его. На гладком тротуаре перед отелем громоздились чемоданы, рядом были припаркованы в два-три ряда такси и длинные черные лимузины из аэропорта. По залитым светом прожекторов ступеням сновали вверх-вниз оживленные люди.
— Барни!
Он стал озираться, но не увидел ни одного знакомого лица. Отель покидали роскошно одетые дамы, по-утреннему щуря накрашенные глаза, словно перед тем, как выйти на яркий дневной свет, они долго томились в темном кинозале.
Привратник распахнул дверцу такси, однако ни ног, ни головы не появилось, вместо этого высунулась приветственно машущая рука. За рукой последовало тело. На лице пассажира такси застыло деловое оживление, интересовавшее Барни не больше, чем чужая почта в почтовом ящике. Пассажир смотрел на Барни. Было очевидно, что они знакомы, но Барни никак не мог его узнать.
— Разве вы меня не помните? — Пассажир явно гордился собой.
— Конечно, помню. — Барни вовремя осенило. — Вы занимались нашим выступлением в зале в Джерси.
— Это было ваше первое гастрольное выступление. — Он сиял. — Вы проделали неблизкий путь. — Соприкосновение с чужим успехом наполняло его энергией. — Через два дня Сиам поет на стадионе. Ну и задаст она им жару! Давно не видел такого ажиотажа.
— Что вам не спится с утра пораньше? — спросил Барни.
Рядом распахнулась дверца такси. Водитель высунулся в окно.
— Счетчик, мистер.
Импресарио согласно кивнул.
— Пусть себе щелкает. — Он с улыбкой зашагал рядом с Барни.
Барни отнесся к нему с симпатией. Это был тот самый человек, который плакал, когда Сиам пела перед полупустым залом. Конечно, внешность обманчива. Возможно, у него такие же нелады с совестью, как и у остальных его собратьев по ремеслу. Впрочем, у Барни сохранились о нем хорошие воспоминания.
— Вчера Твид продал мне права на организацию выступлений Сиам на Восточном побережье. — Он хлопнул Барни по плечу. — Я пустил на это все деньги, которые только сумел раздобыть. Даже банковский кредит исчерпал — свой и жены. — Ему нравилось быть участником большой игры. — Твид запросил немало, но игра стоит свеч.
— Они всегда делают это на паях?
— Твид сказал, что ему нужны деньги, чтобы заплатить компании, которая будет снимать ее для телевидения. Гарланд — большой жулик: у нас будет болеть голова, а он станет загребать деньгу. Подписан контракт с Чи-Чи на съемку Сиам в семи картинах. Кроме того, она поет теперь рекламные песенки.
— Почему концертами не занимается Зигги?
— Вы что, с луны свалились? Наверное, вы по горло заняты другими красотками?
— Нет, я ушел с этой работы.
Барни тут же лишился уважения собеседника. Можно было подумать, что его обманом принудили к общению с призраком. Он шагнул к такси, бросив:
— Странно, что мне ничего о вас не рассказали. Я поинтересовался, почему не видно Зигги, а о вас как-то не подумал.
Барни схватил его за рукав.
— Что случилось с Зигги?
— Его вытеснили. Бедняга Зигги! Мне его жаль. Провести в этом бизнесе всю жизнь и остаться на бобах! — Желая побыстрее закончить беседу, импресарио протянул руку, чтобы завершить дело поспешным рукопожатием.
— Что поделаешь. — Барни потряс его руку. — Крупные акулы слопали мелкую.
— Хладнокровный мерзавец! — Импресарио остался недоволен реакцией Барни.
Тот встретил его наивность улыбкой.
— Таким я стою больше, чем в облике доброго самаритянина.