Сиам Майами

— Я знаю, что теперь вы не имеете к ней никакого отношения, — напирал Барни, стараясь укрепить свою позицию. — Возможно, Мотли устроит так, чтобы за снимок платили.

— Тема в любом случае не подлежит обсуждению.

— Но это же глупо! — не унимался Барни. — Снимок не унизит ее, а, возможно, привлечет к ней внимание, в чем она так отчаянно нуждается.

— Я не желаю вторгаться в личную жизнь женщины. С какой бы целью она ни прислала эту фотографию, мне не пристало заниматься ее распространением.

— Почему вы так раздражены?

— Я не раздражен. Вы заручились ее согласием?

— Нет. — Барни помолчал. — Мы об этом не говорили.

— И все-таки берете на себя смелость?

— Почему вам так дорога эта фотография? Вы же больше не мальчик, подглядывающий в щелку. — Хотя причины, по которым Додж цеплялся за фотографию, оставались для Барни неясными, он осуждал его поведение. Не хватало только, чтобы Додж настаивал на каких-то принципах! — Вас не в чем упрекнуть: по закону фотография принадлежит вам, и вы вольны делать с ней все, что вздумается.

— Это я и делаю. Предупреждаю: не настаивайте! — Глаза Доджа блеснули.

— Держите свои предупреждения при себе, — посоветовал ему Барни. На высокомерие Доджа можно было отреагировать только так.

Барни поразился, как тонко он вошел в атмосферу клуба. Вот сейчас сказал резкость так тихо и ненавязчиво, что никто не обернулся. Впрочем, к ним заторопился официант. Неужели Додж подал сигнал? Нет, официант вежливо нагнулся, чтобы не потревожить окружающих.

— Вам звонят. Желаете говорить за столом?

— Нет, я выйду, — ответил Барни.

— Извольте пройти в кабину рядом с бильярдной.

— Простите, — бросил Барни Доджу. У того не только нос, вся физиономия успела заостриться. Он подозвал распорядителя клуба.

В трубке раздался веселый голос Сиам:

— Хочу с тобой повидаться.

— Зачем?

— Хочешь услышать потрясающую новость? — Судя по ее тону, новость касалась ее.

— Еще как!

— Должна тебе доложить, что я самостоятельно пообедала.

Ее энтузиазм заставил его улыбнуться.

— Дальше рассказывать? Съела сандвич с салатом и помидорами. Это все равно что проглотить динамитную шашку. Апельсиновый сок — два стакана. Гениально! И знаешь, что дальше? Догадайся!

— Ты снесла яичко.

— Я сходила в туалет.

— Тебе необязательно мне об этом рассказывать.

— Разве ты не обязан отчитываться перед Зигги?

— К черту!

— Зигги тебя рассердил? Я знаю, ты бы отмел все его грязные замыслы. Но если это мне поможет…

— Погоди! Мы будем диктовать свои условия.

— Что это на тебя нашло?

— Мне не терпится обеспечить тебе успех.

— Здорово! — Она намеренно заговорила со среднезападным акцентом. — Между прочим, где ты? Не можешь же ты так поздно обедать? Я позвонила Зигги и спросила, где тебя искать.

— Я в бильярдной. — Он открыл дверь будки и вытянул трубку на длину шнура, чтобы она услышала, как сталкиваются шары.

— Чем ты там занимаешься?

— Тренирую меткость.

— Не трать ее на бильярд. Встретимся на нью-йоркской стороне моста Джорджа Вашингтона. Ты угостишь меня этим самым… яичным кремом?

— Правильно. Когда ты там будешь?

— Через два часа.

— Почему так долго?

— Пройдусь через мост пешком. Мне помогает не только пища, но и физическая активность. Женщине не следует этого говорить, но я так классно высралась!

— Сиам, надеюсь, у тебя к тому времени появятся другие темы.

— Да, не хочу полагаться только на организм.

— Встречаемся через два часа.

— Пока.

Он вернулся в обеденный зал. Издалека казалось, что его ждет не Додж, а череп в пиджаке — так обострились его черты. Барни собирался вежливо уведомить его, что ленч окончен и он уходит. Он не настолько любил фарс, чтобы, подчиняясь общим правилам, досиживать до конца. Но на полпути развернулся и зашагал прочь по ковру, мимо портретов, украшающих стены. Черт с ними со всеми и с их правилами! Они придумывают эти правила для того, чтобы он им следовал, а сами нарушают их при первой необходимости.

На улице ему пришла счастливая идея посетить мистера Рудольфа, фотографа, давнего друга его родственников. Начинал Рудольф как фотограф, помогавший семьям разводиться: он снимал мужчин в постели со специально приглашенными для этой цели женщинами. Иначе развестись в штате Нью-Йорк было в ту пору невозможно. Теперь он стал процветающим фотомастером, специализирующимся на голой женской натуре. Его студия находилась всего в нескольких кварталах. Барни зашагал в сторону Ист-Ривер.

Овальный вестибюль в доме Рудольфа был выложен ониксом и белым мрамором. Его освещала хрустальная люстра. В маленьком лифте всего одна кнопка — третьего этажа, с надписью «Студия». Для того чтобы попасть на другие этажи, требовался ключ для отпирания цилиндрических замочков, заменявших кнопки. На третьем этаже стеклянная дверь открылась, и Барни ступил на пушистый ковер. Помещение оказалось лишенным стен; из окон открывался захватывающий вид на север, на Ист-Ривер со сверкающим небоскребом ООН и мостом Квинсборо, по которому струился сверкающий поток машин.