Сиам Майами

— Нет, — последовал удивленный ответ. — Вы мне этого не поручали. Вы не велели мне…

— Инициативный же ты работник!

— Непонятно, как Монк ходит в туалет, не получая на то твоих указаний, — съязвил Мотли.

Монк и так вышел из себя, поэтому Додж не стал делиться с ним недоумением Мотли.

— Я позвоню родителям Барни, — решил Мотли.

— Действуй. — Додж нервно пригладил ладонью волосы на затылке. — Он звонит родителям Барни, — сообщил он побитому Монку, чтобы тот снова включился в игру.

— О! — Во взгляде Монка не читалось ни малейшего энтузиазма.

— Сколько это займет времени? — спросил Додж у Мотли.

— Я позвоню в кондитерскую, а хозяева подзовут к телефону его родителей.

— Это в наш-то век?

— У каждого свое представление о прогрессе, — уколол его Мотли.

Додж полез в холодильник за очередной шоколадкой. На сей раз Монк не стал отказываться. Оба захрустели шоколадом в ожидании известий.

— Стью! — раздался в трубке задыхающийся голос Зигги. — Он не навещал родителей. Я только зря их разволновал. Теперь они хотят знать, что случилось.

— Нашел, из-за чего беспокоиться! — Додж покачал головой, но, поняв, что сказал не то, спрятался за приступом раздражения: — Стоит Сиам пробыть в городе хотя бы пять минут, как наступает полный хаос. У Монка вон и то опустились руки.

Монк сидел, багровый от оскорблений, которыми его осыпали Додж и Мотли и на которые он не имел права отвечать. Его могучие плечи поникли, взгляд был прикован к аккуратной обертке от шоколадки Доджа и его собственной скомканной бумажке. Он знал, что свалял дурака, но не хотел больше об этом слышать. Если бы не деньги, он бы с радостью посоветовал боссу засунуть всю эту канитель себе в задницу. Вместо этого поднял глаза и слабо улыбнулся. Он презирал самого себя за эту привычку униженно повиноваться. Клеймил себя куда более беспощадно, чем они. Ему была противна его собственная дружелюбная ухмылка. Умники вокруг твердили о пользе здорового инстинкта выживания, но он ненавидел этот свой инстинкт лютой ненавистью. Благодаря этому инстинкту он занимался ненавистными делами. Он понимал, что Додж поступает с ним несправедливо, но инстинкт выживания требовал терпения и повиновения. Сначала он не удержался на перспективном местечке рядом с этой стервой, теперь его оскорбляли почем зря за то, что он обошелся с ней по всей форме. Его собственное впечатление — хорошо, что им никто не поинтересовался — состояло в том, что заносчивая стерва все-таки кувырнулась с моста. В этом случае один он ничего не терял. Его успокаивала мысль, что есть все-таки Бог на небесах, заботящийся о его благополучии и всеобщем порядке.

— Монк, оставь на всякий случай свой телефон, — распорядился Додж, отпуская его.

Монк с трудом поднялся и побрел из кабинета, кляня на чем свет стоит весь этот бизнес.

Когда за Монком затворилась дверь, Додж серьезно спросил у Зигги:

— Почему она потребовала, чтобы наша встреча состоялась именно днем?

— Чтобы ей было не очень страшно.

— Прекрати! Должно существовать разумное объяснение.

— Понятия не имею, что она имела в виду. — Голос Зигги звучал так, словно у него уходила почва из-под ног.

— Будь у телефона на случай ее звонка.

— Не надо мне приказывать. Ты мне не начальник.

— Между прочим, ты не можешь одолжить мне кое-кого из своих клиентов для благотворительной компании?

— Мерзавцы! — взвился Зигги. — Знал бы ты, какие у них накладные расходы! Беднякам остаются сущие крохи.

Глава 35

Барни обещал ей, что, разминувшись, они встретятся уже следующим вечером в семь часов в кондитерской у моста. Сиам не помнила точно, где находится кондитерская. Ей пришлось начинать поиски от самого моста. Дождавшись, пока Монк отъедет, она зашагала в сторону Бродвея. Она не была уверена, по правильной ли улице идет. Но, свернув за угол и выйдя на Бродвей, она приметила кое-что знакомое. Киоск с газетами на чужих языках окончательно ее успокоил. Она подошла к кондитерской, но в ней не оказалось прежнего старика. Его место занял улыбчивый пуэрториканец. Она оглядела улицу, пытаясь понять, не обозналась ли. Заведение было ей знакомо, но люди — нет.

— Магазин принадлежит пожилому господину?

Жена и дети пуэрториканца, коротавшие вместе с ним время за прилавком, встретили ее вопрос улыбками. Сам он не сразу понял ее вопрос, а поняв, ответил:

— Принадлежал раньше. Он продал его мне.

Трое детей вышли из-за прилавка и уставились на Сиам. Она посмотрела на часы на стене. Стрелки показывали пять минут восьмого. По тротуару шагали возвращающиеся с работы люди.

— Меня никто не спрашивал? Мужчина?..

Хозяин с сожалением покачал головой и оглянулся на жену. Та тоже покачала головой. Сиам обратилась со своим вопросом к детям, но те по примеру родителей отрицательно покачали головами.

— Спасибо, — сказала Сиам и вышла, чтобы ждать Барни на тротуаре. Здесь было по-прежнему жарко. Людские потоки редели, небо темнело. Она вернулась в магазин, чтобы посмотреть на часы. Было уже почти восемь. Она села на табурет у стойки. — Ванильный яичный крем, пожалуйста.

Хозяин широко раскрыл глаза и непонимающим жестом подозвал жену.