Сиам Майами

На нее был направлен такой Мощный поток света, что в глазах начинали плавать синие круги, заставлявшие подолгу жмуриться. Однако Сиам вознеслась, и техническое несовершенство сцены перед ее талантом отступило. В горле у Барни застрял комок, мешавший дышать. Чем интенсивнее он сглатывал, тем сильнее проявлялись обуревавшие его чувства, у него щипало в глазах. Для него уже была невыносима эта картина: Сиам, выворачивающаяся наизнанку перед почти полупустым залом. Он тоже стал пленником ее очарования.

Один из гитаристов рок-квартета подошел к ним, чтобы взглянуть на сцену.

— Какая она красивая! Разве можно выступать после нее? Хороша!

Барни не в силах был ответить. Он боялся, что, стоит ему открыть рот — и он не заговорит, а зарыдает. Он молча кивнул. Лавина обрушившихся чувств застала его врасплох.

Молчание нарушил импресарио. Его голос был напряжен, он едва не срывался на патетику:

— У этой женщины есть сердце. Я в нее влюбился.

Дальше могли последовать разве что междометия, но он не дал себе воли и задумчиво устремил взгляд куда-то вдаль, словно установив заслон на пути сокровенных чувств.

— Почему вы не заполнили зал контрамарочниками? — спросил Барни.

— Кем бы я его заполнил, скажите на милость? — Импресарио не меньше, чем Барни, жалел Сиам. — Азарт болельщиков захватил весь город — вечером по телевизору идет бейсбол. Церковь отступает. Парень тащит свою девушку в постель. Вот вам и шоу-бизнес в маленьком городке.

— Дайте мне билеты, я их раздам.

— Уже поздно этим заниматься.

— Люди могли бы прийти на второе отделение.

— Нет времени. — Импресарио почувствовал в предложении Барни завуалированную критику в свой адрес. — Бегать с билетами — напрасный труд. Я сделал все возможное.

— Я загляну в бары: вдруг бейсбольный матч оказался скучным?

— О'кей, поступайте как знаете. Билеты вам не понадобятся: после антракта я сам буду за билетера.

Покинув театр, Барни увидел с холма, что в городе тускло освещен только центр. Его обуревал альтруизм чистейшей воды, ночная спячка города не могла стать для него преградой. За углом мигала неоновая вывеска. Барни проник в темный бар. Лица посетителей, освещенные телеэкраном, казались лиловыми. Еще больше их делало похожими на призраки отсутствующее выражение на лицах. Они так скучали, что рядом с ними мгновенно становилось невмоготу. Однако в данный момент скука была Барни только на руку: телезрители превращались в перспективных клиентов. Он заказал пиво. Через минуту на него обратили внимание как на новичка. Он предложил всем бесплатно побывать на представлении в местном концертном зале.

— Точно, — подхватил парень в рабочей рубахе, — вы видели фотографию сексуальной милашки в сегодняшней газете?

— Ага, — согласился его сосед постарше.

Однако они не двинулись с места. Окажись она в этом баре, они бы с удовольствием, конечно, на нее поглазели. Им было гораздо удобнее бездельничать здесь.

Барни вышел, догадываясь, что ему следовало явиться сюда с билетами. Билеты — конкретный символ того, что они получают реальный товар за просто так. Он зашагал к следующему неоновому пятну в темном городском углу. В этом баре оказалось всего три пожилых посетителя. Монотонность жизни превратила их в ходячие трупы. Он спросил у них, проводятся ли в городе какие-нибудь собрания. Они посоветовали ему заглянуть в Христианское братство в пяти минутах ходьбы от бара. Барни колебался, стоит ли ему так удаляться от концертного зала. Решив, что приведет на концерт целую толпу, он заспешил к зданию Братства. Здание оказалось трехэтажным, темным и пустым. Единственным признаком жизни была надпись белой краской у двери: «Латиносы и ниггеры, убирайтесь вон!»

Ему навстречу вышел старик и сообщил:

— Здесь никого нет. Все отправились в Юнион-Сити на представление Страстей Господних.

— Спасибо.

Он кинулся назад. Преодолев четверть мили, вдруг понял, что заблудился. Потом по чистой случайности свернул на главную улицу, увидел в витрине магазина часы и обнаружил, что время вышло. Он перешел на бег. Впереди возникла темная глыба концертного зала. Он влетел туда через заднюю дверь. Кулисы освещала голая лампочка накаливания. Барни помчался по узкой лестнице вниз, в гримерную. По пути ему попался импресарио. Он сиял.

— Вот это работяга! — Он гордился Сиам. — Надралась только после того, как трижды вышла на «бис».

Гримерная, она же душевая, располагалась в сыром цементном углу. Сиам упала головой на столик. Она едва держалась на краю деревянной скамьи, привинченной к влажной стене. Вокруг щеки расплывалась беловатая жидкость, вытекавшая у нее изо рта.

— Сиам! — Барни приподнял ей голову. — Дайте полотенце!

Импресарио скрылся за душевой кабинкой и вернулся с полотенцем. Барни вытер рвоту у нее со щеки и с губ.

— Я пытался ее оживить: давал черный кофе, томатный сок, но ничего не подействовало. Жаль, что вы опоздали. При таком малом количестве зрителей я прервал антракт и продолжил представление.

— Вызовите такси.