Сиамская овчарка

Посреди огромного помещения стояла круглая, как на цирковой арене, клетка. За ней другие, поменьше. Зверей в них не было. Видимо, на лице у меня была такая растерянность, что Константин Иванович захохотал так, что эхо забилось в далёких углах потолка.

— А это, по-твоему, не зверь?

И тут я увидела прижавшегося к прутьям маленького гепарда. Он скалил зубы, еле видные на розовых дёснах.

— Его зовут Пуля. Знаешь почему?

— За скорость — ответила я и подумала: «Какая тут скорость».

Малыш весь сжался и дрожал. Он громко плевался без слюней, а так похоже было, словно плюётся, — пугал.

— Ему четыре месяца.

— Можно войти? — спросила я.

— Входи, а у меня дела здесь. Голодная?

— Нет, — ответила я и тут же спросила: — А он?

— Не ест. Ночью чуть-чуть погложет мясо, то ли зубы слабые, то ли дикий с воли — артачится. Ну, я пошёл…

Дверь в клетку открылась с лязгом, опять гулко заметалось в дальних углах эхо. Я взяла ведро с водой и смочила петли. Пулька забегал, бросаясь на решётку. Его большие выпученные глаза, казалось, лопнут от страха.

В клетке я пошла в противоположную от него сторону.

Пулька сел, не отрываясь смотрел на меня испуганно.

Заметив, что от моего взгляда он начинает дрожать, я перестала глядеть на него в упор, а так иногда, будто нечаянно, вскользь, замечала его. Тогда Пулька тихо плевался, наверное, выдохся. Я села на пол. Нас разделяло расстояние большой цирковой клетки. Я достала из сумки карманное зеркальце и, отвернувшись от Пульки, стала разглядывать его в зеркале. Малыш громко с облегчением вздохнул, глядя мне в спину. Кажется, поверил, что я на него не брошусь.

Я сравнивала его со взрослым гепардом. Только характерный рисунок на морде, полоски от уголков глаз к носу были такие же, как у взрослого. У взрослого гепарда короткая, гладкая шерсть с яркими пятнами по всему телу. Пулька был ростом не выше пятимесячного щенка овчарки. Шерсть длинная, сантиметра в два по всему туловищу, а на загривке пушок сантиметров одиннадцать — тринадцать в длину и пятна серые, расплывчатые.

«Неужели он будет сильным, высоким зверем, обгоняющим антилопу?»

Я смотрела в зеркало, как Пулька сидя дремал, изредка взглядывая на меня наивными глазами. Я представила зарезанную Пулькой газель, как он перегрызает ей горло, рычит окровавленной пастью, и мне не поверилось, что это возможно.

Пулька лёг. Я спрятала зеркало и совершенно неподдельно зевнула. Пулька тоже зевнул. Тогда я зевнула нарочно. Пулька опять зевнул. Это была первая капелька взаимопонимания. Я нарочно резко подняла голову и настороженно поглядела на дверь. Он тоже. Я делала вид, что не замечаю его.

О чём он думал?

Может, он решил, что у меня слух лучше, чем у него? Значит, на меня можно положиться, как на сторожа, если я чувствую опасность издали. Пулька долго смотрел на дверь, сторожко навострив уши. Потом, не глядя на меня, начал дремать.

Может, он доверяет мне? Мог ли он на меня положиться? Кто я? Коварное создание, залезшее к нему в логово? А может, я не знаю законов территории? Тогда я пария, не нужная никакому зверю и презираемая всеми.

Я читала много книг про животных, и какие-то теоретические познания у меня были. Работая в зоопарке, я научилась обращаться с птицами, змеями, пони.

— Главное, не навязывайся им, — сказала бригадир птичника тётя Маруся в первый день моей работы.

— Делай, как им приятно, — учил меня позднее конюх-татарин, дядя Миша.

Я угощала пегого пони круто посоленным хлебом, и пока он, тепло дыша в мою ладонь, аккуратно, боясь даже дыханием потревожить меня, выбирал крошки, я гладила его шею.

— Ты, девка, щекотки любишь? — спросил у меня дядя Миша, хмурясь.

— Что? — не поняла я.

— Когда тебе щекотки делают — нравится?

— Нет, дядя Миша, я боюсь!

— Так ты погляди на конька, девка! За твой кусок сколько он пыток терпит.

Пегий пони стоял на месте, выбирая меж моих пальцев последние солёные крошки. Шкура на его теле зябко передёргивалась. Дядя Миша больно прижал мою ладонь к шее конька.

— Больно! — завыдёргивала я руку.

— А ему — приятно!

Дядя Миша убрал руку, и я поняла, стала гладить с силой, проводя по росту волос. Почувствовала, влезла в его шкуру. «А ну-ка, мне бы взлохматили волосы и щекотали бы». Скоро пони стал узнавать меня и радостно ржал, увидев у круга для катания детей.

А Пулька дремал, тыкаясь мордой в лапы, иногда глядел на меня осоловелыми глазами и, убедившись, что я не двигаюсь, опять позволял себе вздремнуть секунду, другую.

Хищные животные много спят. Сном они восстанавливают затраченную в напряжении силу мышц. Пулька, видимо, устал в ожидании — нападу ли я? И куда от меня бежать. Теперь он отдыхал, расслабив тело, — подрёмывал. Но об этом я подумала не скоро, уже вечером, засыпая под тёплым одеялом. Сейчас я глядела на солому под Пулькой. Её было немного, но она была тёплая.