Сиамская овчарка

Большое помещение не прогревалось солнцем, а модная юбка не закрывала колен, и я замерзла. Я вспомнила незнакомого мальчика, евшего бутерброд с котлетой. Дрожавшую возле него от надежды — вдруг даст — тощую собачонку, такую некрасивую, что было понятно — она без хозяина. Мальчик откусывал понемножку от бутерброда и оставил такую маленькую крошечку, что собачонка так и не нашла её на земле.

Чтобы не видеть соломы, я выглянула во двор. Константина Ивановича не было часа два.

Новая работа мне не нравилась, и я пожалела, что сейчас не в зоопарке.

Я опять села на пол, уткнулась лицом в колени и задремала. Проснулась от того, что мне в затылок дышат. Хотелось вскочить, закричать. Я затаила дыхание. Он тоже. Вдруг как плюнет под ухом. Гепард, видимо, решил, что я безобидна, и наглел на глазах: проходил близко от меня, шипел, замахивался лапой.

Я вскочила от страха, и Пулька в ужасе бросился на решётку.

Пулькина наглость исчезла. Он сидел в отдалении и опять насторожённо разглядывал меня.

Я не знала, что делать. Уйти? А как я дверь закрою? Ключа у меня нет. Зверь дорогой, его просто так не оставишь. От безысходности моего положения, от грусти, холода я стала ныть и поскуливать, как собачонка. «Хоть бы тряпку какую найти — закутать посиневшие ноги».

…Я поползла, собирая разбросанные по клетке соломины. Мне казалось, что мы с Пулькой давно живём здесь и лучше никогда не будет.

Постелив себе возле решётки, чтобы Пулька не подошёл сзади, я легла. Проснулась от пыхтенья, лёгких толчков и однотонно скребущего звука. Пулька стоял рядом и выскребал лапой из-под меня солому. Я подвинулась, и ему удалось выскрести несколько травинок. Однако Пулька не жадничал, тяжело вздохнув, лег на добытую «лежанку», даже мурлыкнул, засыпая. Я протянула руку, коснулась длинной шерсти на загривке. Пулька вскочил, подпрыгнул, заметался по клетке.

— Ну и дурак ты, — сказала я и, забрав успевшую нагреться от его тела солому, опять заснула.

Проснулись мы от скрипа входной двери.

Пулька спал калачиком, прижавшись спиной к моему животу.

— Сдружились? — обрадовался Константин Иванович. — Я знал, что хорошо будет, а что сразу так дружно, и не думал. Сейчас мясо принесу, накорми его, Рита.

Маис

Мы сидели с Константином Ивановичем в комнате, смотрели на еле видную за окном в сумерках берёзку и молчали.

Актёр нашего фильма, гепард Пулька, спал на моей раскладушке, посапывая во сне, а иногда дёргал лапами быстро-быстро, словно в беге. Тогда мы смотрели на него и тоже молчали.

Изредка со двора доносился протяжный рык льва, тогда Константин Иванович чуть двигал плечами, будто ему холодно, а я клялась себе никогда не делать поспешных, обижающих других выводов.

Сегодня Константин Иванович привёз из Еревана льва. В продолговатом ящике для перевозки зверя было маленькое решётчатое окошко. Лев приложился щекой к решётке и глядел на нас большим жёлтым глазом. Он смотрел по-доброму, но словно ожидая чего-то.

— Он как будто просит о чём-то, — сказала я.

— Ты очень догадливая, Рита, — насмешливо похвалил меня Константин Иванович. — В ящике он давно, а в нём не только повернуться — встать невозможно. Рабочий где?

— Он заезжал на днях. Сильный такой!

— Мне бы его сила сейчас пригодилась, — мрачно сказал Константин Иванович. — Давай-ка тоннель соорудим.

Мы принесли три решётчатые рамы. Две поставили параллельно друг другу, третью положили сверху и скрепили наше сооружение кожаными ремешками. Получился решётчатый коридор, соединяющий львиный ящик с большой, круглой как в цирке клеткой.

— Вот и тоннель готов, — сказал Константин Иванович, проверяя, плотно ли закреплены ремни.

Я рассказала про мои отношения с Пулькой и закончила жалобой:

— Хоть бы моей кроватью не пользовался, как ящиком с песком.

Засмеявшись, Константин Иванович, распорядился:

— Пусть у тебя в комнате поживёт. Скорее привыкнете друг к другу.

— Вам-то хорошо говорить, а мне стирать приходится…

Константин Иванович поднял вверх дверцу у ящика, сказал:

— Иди, Маис.

И лев пошёл по тоннелю, пригибаясь к полу, видимо, не верил, что здесь можно свободно выпрямиться.

В большой клетке Маис потянулся, встряхнулся и шумно, с облегчением вздохнул, мол, вот, ребята, хорошо вы поступили, выпустив меня. Уж и помаялся я дорогой. Верил, что не долго мучиться в ящике буду.

Лев смотрел на нас доверчиво и добродушно, громко шлёпал лапами по чисто вымытому мной полу, такому же жёлтому, как его шерсть. Соломенного цвета грива торчала вихрами.

Константин Иванович рассказал, что льву всего полтора года, что в Ереванском зоопарке их развелось много.

В дирекции уговаривали хотя бы двух взять, да нам для съёмок один нужен. Старик, который за львами ухаживал, отдавать Маиса не хотел, расстроился. Он его из соски выкормил.

Из рассказа Константина Ивановича я поняла, что если бы не билеты на самолёт, не заказанная для транспортировки льва заранее машина, Константин Иванович этого льва оставил бы старику.

— Торопился я, а в ящик Маис первым вошёл. Уж очень доверчивый.