Сиамская овчарка

Но утром она опять сидела у двери и просилась на улицу. Если бы я могла выпустить её в лес! Но она не умеет охотиться и погибнет. Надо как можно скорее перебраться за город, выбрать местечко поглуше, куда-нибудь за Мгу, леса там густые. Варька была бы на свободе, а кормилась у меня.

На следующую ночь мы возвращались с прогулки. Я вела на поводках Юту и Варьку. Теперь они прекрасно ладили, даже миски их стояли рядом. И вообще с Варькой стало легче. Только с прогулки приходилось таскать её волоком.

Я уже открыла ключом входную дверь и начала затаскивать Варьку в коридор, когда звено в цепи лопнуло. Наверное, оно было бракованным. Я сунула в комнату собаку и побежала за волчицей. Варька прыгала во дворе. Я сразу же побежала к воротам, чтобы закрыть их, но ворота были прикованы к стене цепями. Варька выскочила за ворота и побежала по Литейному. Я бежала за ней. Полуметровый обрывок цепи позвякивал, ударяясь об асфальт. Перебегая улицу Некрасова, Варька наткнулась на трамвай. Заскрежетали тормоза, я отвернулась. Но трамвай прошёл, а Варька уже была на другой стороне улицы.

Мы бежали по набережной. У меня кололо в боку и тошнило. Иногда я не могла бежать и повисала на парапете. Тогда Варька садилась в отдалении и ждала меня. Один раз она подпустила меня почти вплотную, но схватить за обрывок цепи не дала.

Мы пробежали по пустому Невскому, через Дворцовый мост к Ростральным колоннам. Оттуда к зоопарку. Я уже не могла бежать, и Варька перешла на шаг. И она всё время ждала меня. Но не давалась. Она долго вертелась у зоопарка, нюхала крепкий от сырости запах зверей и птиц и опять повернула к Литейному. Она нашла наш двор, подошла к парадному и, развернувшись, опять выскочила ка улицу. Было пять часов утра. Кое-как я добралась до отделения милиции, объяснила дежурному, что сбежал волк, и просила не убивать. Оставила свой адрес и пошла домой. Я уснула не раздеваясь, но в семь часов проснулась, как от будильника, и снова пошла в милицию. Дежурный сказал, что почти все постовые видели её, но поймать не удалось. Дежурный был очень молодой парень. Он взял из моих рук обрывок цепи, который я забыла выбросить.

В десять часов дежурный нашёл меня и сказал, что волк во дворе Музея Арктики.

Я поехала туда. Шёл дождь со снегом. Варька лежала у крыльца, привязанная верёвкой к водосточной трубе. Какой-то человек заботливо передвигал её доской из лужи на сухое место. Я запомнила его доброе, замирающее от страха лицо. Варька поползла навстречу мне. У неё были перебиты лапы. Я взяла её на руки и понесла. Ни в какой транспорт нас, наверное, не пустили бы, ия пешком отнесла её в ветеринарный институт.

Когда врачи осматривали Варьку, я держала её. Она не скулила, только вздыхала и следила за мной.

В это время пришёл хирург, все расступились перед ним, и он склонился над Варькой. Руки у него были жёлтые от йода, мягкие и, наверное, снимали боль. Варька щурилась под его руками, как кошка.

В станке стояла лошадь с забинтованной головой. Она издали принюхивалась к Варьке и не боялась.

Профессор прощупал Варькины лапы, живот и спину. Лошадь в станке мерно кивала белой головой, в приёмной щебетала какая-то птица, и я подумала, что всё обойдётся.

Профессор положил руку Варьке на голову.

— Операция не поможет. Надо усыпить, чтобы не мучилась… Хотите, провожу вас туда?

Я решила, что необходима напористость. Строго, по-деловому, я сказала, что это будущая кинозвезда. И ещё я говорила, что, как работник зоопарка, не позволю наносить урон государственному кинематографу.

Профессор и врачи, стоявшие группой поодаль, смотрели на меня удивлённо.

Варька тыкалась мне носом в ладони, дышала в пальцы.

Чтобы разжалобить, я сказала, что мои трое детей ждут дома и не переживут, если… Ну, что я им скажу?

— Я понимаю, — разгадал мои уловки профессор. — Знаете, — сказал он, — я всю жизнь мечтал иметь волка, да как-то не пришлось… Не надо зря мучить.

Он грустно взглянул на Варькину морду и сказал:

— Знатный шрам. Обычно звери нос берегут.

Я рассказала про случай с окном. Профессор слушал внимательно. Группа врачей приблизилась, старательно разглядывая Варькин нос.

«Наверное, студенты», — подумала я.

— Может, попробуем, Владислав Францевич? — спросил один из них — и тут же ответил: — Только вряд ли… Не выживет.

Варька дома. Лежит на матрасике, накрытом простынёй. Я сижу возле неё и жду Нинку.

— Молодец волчица! — сказали мне про неё врачи. — Ни одна бы собака не выдержала.

Стоит мне отвернуться, как Варька откусывает кусочек от гипса. Если я не замечаю, выплёвывает его или быстро проглатывает, чтобы скрыть вину. Если я встаю, она тут же ковыляет к двери.

Я отношу её на матрасик, заслоняю ладонями искромсанный по краям гипс.

Варька буравит носом мои руки, раздвигает, ищет щёлочку, чтобы сорвать хоть кусочек с ненавистных «тисков» на лапах.

Нинка пришла вечером усталая после дежурства.

— Как Юта? — спросила я.

— Отсыпается в кресле моего папы. Ты посмотри на себя в зеркало!