Сиамская овчарка

Выстрел сотряс хатку. С шумным всплеском Седой ушёл под воду, круто свернув от своей хаты. Он плыл очень быстро, чтобы увести опасность от дома. Перед большим полем водорослей он вынырнул и набрал в лёгкие воздуха. Второго выстрела Седой не услышал, его лапы разжались, и течение подхватило его, мягко качая.

Бобрята прижались друг к другу. Только частое дыхание выдавало, что они не спят. Бобриха то подходила к ним, то вылезала чинить трещину в куполе хатки, то уплывала.

Бурая от крови, кишащая мальками вода говорила ей о несчастье. Бобриха доплыла до коряги, осмотрела её и, растерянная, выплыла на поверхность. Утка, увидев близко от себя бобриху, с перепугу крякнула, хотела взлететь, но, смекнув, что зверь не опасный, осталась.

Привлечённые запахом крови, щуки стояли брёвнами в ожидании добычи. Бобриха обогнала их, поплыла вниз по реке, быстро, не оглядываясь.

Уж, чуть извиваясь по движению подводной травы, нацелился на стайку мелкой рыбы. Бобриха фыркнула, и он, обиженно шипя, высоко подняв голову над водой, поспешил к берегу. За поворотом реки она наконец, как ей показалось, увидела бобра. Что есть силы заспешила к нему и, тормозя хвостом, остановилась, замерев от страха. Это была выдра.

Одна хищница не представляла большой опасности, но рядом семья выдр играла с рыбой. Они отбирали её друг у друга, подбрасывали вверх и ныряли за ней. Иногда рыба падала на землю, и тогда кто-нибудь из выдриного семейства выскакивал следом, хватал её зубами и мчался к наиболее крутой части берега, отполированного выдриными брюхами, и, распластав лапы, с рыбой в зубах, шлёпался с шумом в воду.

Бобриха не шевелилась, старалась не дышать. Река сама пронесла её, незамеченную, мимо опасного семейства.

Она плыла так долго, что позабыла обо всём, что было раньше. Словно не существовал никогда дом в заповеднике, бобрята и то время, когда всё это было вместе.

Она устала, хотела есть, поплыла к берегу. Берег казался спокойным. Под деревьями было уже темно. Встряхнувшись от воды, ежесекундно замирая, она огляделась, погрызла кору стоявшего у самой воды дерева. Рядом сонно вскрикнула сорока. Еле заметный ветерок протащил запах падали. Где-то рядом верещала довольная лисица, ей вторила другая. Снова ветер пронёс дух падали. Шерсть у бобрихи встала дыбом, и она, пятясь, вошла в воду.

Бобриха плыла и плыла. Засыпая, погружалась в воду. Захлёбывалась и опять плыла.

Небо медленно светлело. Шёл дождь. Бобриха щурила болевшие от бессонницы веки. Она вздрогнула от шума падающего дерева. Бобриха высунулась из воды по пояс. Она не сомневалась, что это дерево свалено бобрами. Но звериные законы не позволяли заходить на чужую территорию. А если это Седой?

Бобриха тихо, крадучись поплыла к берегу. Учуяла знакомый запах Седого и, с силой рассекая воду, поплыла туда.

Седой, прихрамывая, шёл навстречу. Они радостно обнюхались, цепко хватая друг друга лапами, как бы отжимая шерсть. Потом вместе стали срезать дерево. Место было глухое и годилось для нового жилья.

Жаба

Олег любил жаб. Он любил их за скромность и безобидность.

Дома у него стоял террариум, в котором лежал мох и росли кустики хрена. Он был похож на маленький сад.

Как-то раз товарищ, работающий в зоопарке, показал Олегу большую банку с шестью жабами и разрешил взять одну. Все были красивы: серого цвета, с зелеными пятнами, а глаза — золотистые. Они сидели во мху и спокойно смотрели на Олега. Он выбрал самую большую, решив, что эта жаба лучше ест. Поблагодарив товарища, Олег бережно положил жабу вместе с мхом в коробочку и унёс домой.

Дома он включил в террариуме свет, чтобы в жабьей квартире было тепло, налил в ванночку воды, поправил мох и полил кустики хрена. Выпуская жабу в маленький сад, Олег увидел, что она калека — задней лапки не было. Доковыляв до ванночки, жаба спряталась в ряске, лишь голова с янтарными глазами выглядывала из зелени. Олег посмотрел на часы — уже было поздно, зоопарк закрыт.

— У, уродина, ничего, завтра я тебя обменяю. — И Олег выключил в террариуме свет.

Утром за окном сыпался жёсткий снег, ветер трепал деревья. Олег поглядел на озябших прохожих и тоже съёжился.

— Всё равно отнесу, — твердо решил он. Надел пальто, закутал шею шарфом, и вдруг нежные, как серебряные колокольчики, звуки послышались из комнаты. Олег замер, колокольчики смолкли. И опять трель, ещё более звонкая и чистая.

Олег на цыпочках подошёл к двери. Пела жаба. Горлышко её раздувалось. Она так старательно пела, что не заметила, как подошёл Олег и включил свет.

Долго слушал Олег, как пела жаба, вспоминал тёплые вечера и запах лета. Потом положил в мисочку корма и снял пальто.

Собака