— Герр Банге рекомендовал мне пересмотреть мои проповеди, дабы они не противоречили современным взглядам.
«Это уж точно, — невольно подумал Дорн. — Как провозгласить с амвона, к примеру, равенство людей перед Богом, когда выяснилось, что между людьми и Богом есть еще и арийская раса? Пониже, разумеется, господа, но куда выше прочих людишек. А что делать с заповедями "не укради", "не убий", если пропаганда готовит всех немцев к грабительской войне? Остается лишь посочувствовать его преподобию».
— А вот настоятель церкви Святой Магдалены, мой коллега, не согласился с рекомендациями герра Банге. И его уже нет в церкви Святой Магдалены. Но я не уверен, что во Флоссенбурге он получил приход. — Дорн вздрогнул. И отбудничного упоминания страшного, уже известного за границей как «фабрика смерти» лагеря, где жертвы приветствовали смерть, если она наступала быстро, и от предельной откровенности пастора. Уж не провокация ли это? Ингрид, знавшая близко семью Принта, считала пастора очень порядочным человеком. Если это не провокация, неужели уже нет сил сдерживаться, не осуждать вслух государственный режим без страха перед жестоким наказанием? Что же будет дальше?
— Ну а как ваши дела? — спросил пастор. — Надеюсь, неплохо?
На колокольне зазвонили, Дорн понял, что разговор заканчивается.
— Жду вас к себе в любое время, — пастор поклонился и пошел. Сутану развевал морской ветер.
На другой день к вечеру Дорн добрался до Кенигсберга, где разыскал Банге. «Дядюшка Ари» жил в районе зоопарка, сразу за стадионом. Дорна встретила горничная — нечто новое в обиходе бывшего пиллауского отставника. Горничная вела гостя через комнаты. Бархатные обои, зеркала и полировка дорогой мебели — все демонстрировало, насколько поднялся не только общественный, но и финансовый вес герра Банге.
Когда горничная доложила о приходе Дорна, Банге смутился. Положа руку на сердце, он даже мог сказать, что не хотел бы встречаться с человеком, которому принес немало горя. Если бы тогда он нашел тот злосчастный передатчик, а не арестовал сгоряча ван Ловитц и невесту Дорна, он бы уже работал в Берлине. Но гусак Гейдрих проколов не забывает. Черт бы их всех побрал… и этих глупых фройлен, и старого профессора, уж ему вообще незачем было вмешиваться, и Дорна. Правда, мысль, что Дорн явился осуществить святую месть, так и не пришла в голову Банге, рыцарские времена прошли, и если Дорн себя преодолел и приехал, значит, надо, очень надо. Но в чем состояла эта необходимость, Банге представить себе не мог, это его смущало и тревожило.
«А может быть, он просто не знает, что его подружек упек в СД именно я? — вдруг поразила мысль. — Нет, не может не знать. Значит, хочет просить протекции. Когда сильно нужна помощь, ничего не помнишь, себе на горло наступишь, ненависть в любовь обратишь», — Банге всегда льстило, когда к нему приходили кланяться.
«Дядюшка Ари» явно специально для встречи Дорна восседал за рабочим столом с аккуратно разложенными стопками папок, слишком уж театрально выглядела его деловая поза. Обстановка кабинета с мраморным камином, который топился, несмотря на теплый вечер, напоминала дорогую декорацию к дешевой пьесе — но сам он этого не ощущал. «Лесопилка — это хорошо, и агентурная работа у англичан тоже неплохо, — думал он, разглядывая своего неожиданного гостя. — Но понимает же он, что настоящую карьеру сделает только в Берлине. А к кому ему еще обратиться, если не к старому другу отца?»
— Рад, рад… — Банге торопливым движением сдвинул бумаги, будто неожиданно оторвался от важного дела, но оторвался с готовностью, поскольку превыше всего ценит общение с другом, единомышленником и воспитанником. — Очень рад. Остепенился. Не женился? Нет?! Семья — основа карьеры, все больше в этом убеждаюсь. Семейному человеку есть во имя чего терпеть и стремиться… Поэтому с него можно требовать. А что возьмешь с холостяка? Ха-ха! Рад, рад видеть тебя, Роберт, — он наконец встал и шагнул из-за стола. — Ну как, большие прибыли дает твое дело? Но скромен. Предельно элегантен. Значит, богат. — Банге потрепал Дорна по плечу. — А скромность всегда была тебе свойственна. Скромность и партийная дисциплина.
— Я приехал к вам по делу, герр Банге, — Дорн уловил, что тот не называет его, как в былые времена, «сынком» и «пареньком», а потому не стал вворачивать «дядюшку», на котором Банге так настаивал когда-то, естественно, ведь он больше не нуждается во влиятельных и богатых родственниках, хотя и дальних.