Сиамцы

Геля серьезно задумалась. «С Яном надо попрощаться», — пронеслось в голове. С другой стороны, после его «извините, я занят» можно и не прощаться. С ним все понятно. Как и с Костей, с которым лучше не пересекаться. Как и со школой.

— Я в эту школу больше не пойду! — сказала Геула.

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась мама. — Готовься к экзаменам дома. А потом получишь свидетельство и делай что хочешь.

— Ок, — сказала Геула, надела наушники и вышла из дома без всякой цели. Ей было все равно куда идти.

Минск встревожился.

Малгожата Повонска, представитель Польского культурного сообщества, решила ознакомиться с достопримечательностями белорусской столицы.

Индивидуальный предприниматель Григорий поругался с женой и отправился таксовать.

На станции метро «Спортивная» монтер бросил промасленную тряпку на пол.

Геула еще не догадывалась, что все это как-то повлияет на ее маршрут.

*

Яну было грустно и стыдно одновременно. Настолько грустно, что он не сгонял с коленей мурлычущую Нору. И настолько стыдно, что захотелось что-нибудь срочно сделать.

Пока они с Дариной снимали сюжеты, казалось, что все в порядке, материала навалом. Но утром он пересмотрел отснятое… Всё это было какое-то шило и детский сад. Шуточки натужные. Говорит он, как деревянный болванчик. Улыбается, как идиот…

Он достал из архива наугад выпуск «Сиамцев». Это оказался один из самых стремных роликов — Геула и Ян отвечали на вопрос, как сиамские близнецы ходят в туалет. (Вопрос, кстати, был реальный.) Они тогда умудрились и из образа не выйти, и ниже плинтуса не упасть. Куча шуток — и ни одной пошлости…

Ян чуть не расплакался. Кошка на его коленях дрыхла без задних лап. Это был верный знак. Нора — как и все кошки — обладала сверхъестественным чутьем и придавливала собой человека, которому срочно нужно было встать и уйти.

Ян понял, куда ему пора.

*

Геля стремительно двигалась вдоль улицы Притыцкого, с завистью поглядывая на спины обгонявших ее велосипедистов. В ушах гремел «N.R.M». Возле большого храма саундтрек закончился, Геула остановилась, чтобы поискать в телефоне что-нибудь такое же маршевое.

Пока стояла, обратила внимание на машину, припаркованную почти напротив храма. Из открытого окна доносилась громкая брань. Белесая худая женщина неопределенного возраста быстро и потому совершенно неразборчиво ругала водителя по-польски. Тот огрызался по-русски, коротко и зло:

— Я не понимаю… И по-английски тоже… Сама сказала, к церкви… Да пошла ты!

Он перегнулся через пассажирку и распахнул ее дверь:

— Жена дома мозг вынесла, теперь ты… Выметайся!

Худая женщина выскочила, с чувством захлопнула дверцу и выплюнула фразу, в которой Геула разобрала только «пся крэв»[10]. Машина рванула с места.

И тут Геля что-то почувствовала — то ли ветерок, то ли взгляд, то ли легкий толчок в спину.

— Я могу вам помочь? — спросила она у польки.

— Так ест! — Иностранка мгновенно сменила ярость на улыбку. — Пшепрашам, пани, називем се Малгожата… То ест моя карта…[11]

И она выудила из сумочки помятую туристскую карту. Как говорил дядя Чингиз, «Господь смешал наши языки, но оставил нам указательный палец». Через пять минут тыканья в карту и беседы на адской смеси польского, русского, белорусского и английского Геула поняла, что Малгожата хочет увидать Кафедральный собор, тот, что рядом с Немигой. А садиться в такси Малгожата больше не желает ни под каким видом.

Геля довела польку до метро, но туда не пускали.

— Задымление, — пояснил охранник, — разбираемся.

— Троллейбус, — предложила Геула Малгожате, — тринадцать… тшынасце. До конца. То финиш. А там юж[12] близко.

Гостья ответила таким жалобным взглядом, что Геля вздохнула:

— Ладно, поехали.

*

Камеру Ян решил не брать. В прошлый раз, когда они с Гелей попытались снимать в Верхнем городе камерой, откуда ни возьмись появился омоновец размером с Халка и потребовал разрешение на съемки. Если бы не Геула, не отболтались бы. Поэтому сегодня Ян собирался обойтись камерой смартфона.

*

Геля довела Малгожату до собора, выслушала горячие благодарности на польском и двинулась куда глаза глядят.

Она не гуляла, она просто шла по городу. Она здесь родилась. Здесь она почти месяц балансировала между жизнью и смертью, лежа в кюветке в «семерке»[13]. Мама не любила говорить на эту тему, но когда-то Геля все-таки вытрясла из нее подробности. В Минске она первый раз улыбнулась, здесь она заговорила, здесь она танцевала снежинкой в садике и пошла с гладиолусами в первый класс. Здесь она боялась в метро турникетов. Здесь в ее жизни был Костя. Всегда был. С Костей связаны все парки, все центральные улицы. Вон там, за углом, они прятались от Костиного тренера, потому что Костя прогуливал тренировку.