А еще они катались на катамаране по Свислочи, Костя неудачно спрыгнул, сам промок и окатил ее водой. И официанты в кафе напротив дали ей плед и даже принесли бесплатно чаю. Они к этим официантам потом еще несколько раз забегали. Просто так, поболтать. И однажды увидели меланхоличную женщину, которая плыла по Свислочи, стоя на доске для серфинга и печально загребая длинным веслом.
А возле собора к ним когда-то пристала бабка, говорила, что в джинсах ходить грех, надо только в юбке. Отстала, только когда Костя пообещал прямо сейчас переодеться. Возле Ратуши они танцевали во время фестиваля уличных театров и Гелю до икоты напугала (а потом рассмешила) «живая статуя» трубочиста.
Геля дошла до площади и осмотрелась. Сердце щемило. Оказывается, она очень любила Минск. Могла неделями не вылезать из своего Запада-3, могла ругаться на то, что «отстой и провинция», в Вильнюсе причитала «когда ж у нас будет так же», а когда выяснилось, что придется отсюда уехать, ей стало очень грустно. Да, Молодечно не конец света, всего час езды, и ты здесь. Но что там делать вечерами? Можно ли оттуда съездить потусить на Ночь музеев?
Геля вспомнила, что у них с Яном была клевая идея — делать анонсы городских праздников. Вот, например, что думает о вечерах классической музыки конь, стоящий в упряжке у Ратуши?
Геля посмотрела на упряжку. На коня. И совершенно не удивилась, обнаружив там Яна. Он пытался снять морду коня, но с такого ракурса она не влезала в камеру смартфона.
Геля возмутилась.
— Ну ты ж смотри, что делаешь, он глядит в другую сторону, как будто отворачивается. Давай снимай отсюда, будет ощущение, что его все достали, а тут еще и ты со своими вопросами!
Ян был так погружен в процесс, что воспринял появление Гели как нечто само собой разумеющееся. Постановка кадра — это всегда была Геулина зона ответственности. И как только он переместился в точку, указанную «сиамской сестрой», картинка сразу получилась.
— Ага, — довольно кивнул Ян. — Теперь нужно что-то в рот совать!
Проходящая мимо парочка захихикала, но Геля сразу поняла проблему. Она порылась в рюкзаке и вытащила массажную щетку. Повернула ее так, чтобы не было видно зубьев — получился микрофон. Геула сунула его в зубы бронзовой лошади.
— Э! — скомандовал Ян.
Геля сделала шаг в сторону, так что в кадре осталась только рука с микрофоном.
— Ночь! — сказал Ян. — Мотор!
И Геула затараторила:
— Здравствуйте, уважаемый конь! Через два дня в Минске пройдет традиционная Ночь музеев. Что вы можете сказать по этому поводу?
—
Геля вообще не поняла, как это произошло. Но за два часа они с Яном отсняли столько, сколько раньше не могли сделать за целый день с готовым сценарием.
Экспромт был полный. Конь, который справа, говорил по-русски, был угрюм, жаловался на жизнь и рассказывал, что «еды дают мало, все норовят залезть на шею, никто не ценит, а жизнь полна лишений». Конь слева был бодр, весел,
Финалом программы должен был стать разговор с войтом — хранителем, который держит в руках ключ от города, и левый конь даже отправил всех к нему, но вдруг прояснилось небо и солнце так красиво высветило и самого войта, и ключ в его руках, что к нему можно было не ходить. Он просто стоял вдалеке и как будто предлагал ключ всем, кто сейчас находится тут, у Ратуши.
— Вперед! — крикнул какой-то парень, заскочив на повозку.
Кто-то присвистнул, кто-то зааплодировал. Геля с Яном снимали с двух телефонов. Солнце светило, люди улыбались, жизнь была прекрасна.
В «Штолле» они хохотали так, что один раз стукнулись лбами. Тетенька, которая убрала пустой чайник, вздохнула вроде как с завистью.
— А вот это вон то! — попросила Геула, и Ян сразу понял, о чем она.
Открыл ролик, где китаец играл попой на музыкальной скамейке Огинского[16]. Вернее, по команде Яна и Гели он то садился на скамейку, то вскакивал. По замыслу сценариста Яна и режиссера Геулы в результате должен был получиться «Огинский рэп», но скамейка оказалась капризная, она не желала останавливаться, когда человек с нее поднимался. Впрочем, получилось все равно прикольно — благодаря терпеливому китайцу, который мужественно приседал и вставал, а потом еще и церемонно кланялся.
У Яна живот заболел от смеха, а Геля принялась оглядываться, не мешают ли они кому. Но эта часть кафе была сегодня пуста. И на окнах висели такие плотные портьеры, что было не разобрать, день снаружи или уже вечер.
И Геуле вдруг показалось, что они не в Минске, а где-нибудь в Праге. Или в Кракове. И лет им гораздо больше.
И Яну померещилось то же самое. Его неуемная фантазия тут же объяснила, как они сюда попали — приехали на кинофестиваль. Привезли свой новый фильм. Только что был закрытый показ, и все журналисты брали у них интервью, а члены жюри переглядывались так, что стало ясно — они почти победили.