Сяо Тай и пираты Южных Морей

— Да как не большой, когда большой! — с жаром возражает ему девица и тут же — оказывается совсем рядом: — вот посмотри! Ты делаешь вот так вот… — она взмахивает тесаком, показывая. Останавливается на полувзмахе, поворачивается к нему, указывая пальцем: — видишь? Вот! Тут ты на долю секунды замираешь, в самой высокой точке траектории, а твой кулак торцом смотрит прямо на противника, в то же время острие твоего оружия — вообще смотрит назад! Это и есть самый лучший момент для атаки! Ты даже парировать не сможешь. Лезвие должно всегда смотреть на противника, запомни, замахи должны быть короткими и проистекающими из других действий, будь то атака или оборона. Вот, например… — и абордажный тесак в ее руке превращается в порхающую бабочку, атакуя сверху, снизу, отовсюду, но оставаясь прямо перед ней.

— Понимаешь? — говорит она ему: — вот, попробуй.

Кайсеки смотрит на протянутый ему его же тесак, смотрит на свои пустые руки и начинает понимать. Он стискивает зубы и с поклоном — принимает свой тесак из рук незнакомки.

— А еще… у тебя стойка неустойчивая. В такой любой твой удар будет слабым. Потому тебе и приходится аж из-за плеча замахиваться, чтобы удар нанести. Левую ногу чуть вперед, да, вот так. — она подталкивает ему ногу коленом, и он невольно — делает шаг чуть вперед. Она подбивает ему коленку, вынуждая чуть присесть.

— Разверни стопу, вот так. Колено чуть согнуто, вторая нога… ага — вот сюда, не горбись! Выпрями спину! Ты же не боксируешь, ты фехтуешь. Задницу не отклячивай назад, ага, вот так. — она делает шаг назад и смотрит на дело рук своих. Кивает.

— Вот теперь ты — гроза переулков! Настоящий грабитель! Может еще раз попробуешь? Только уверенней, уверенней, держи свою железку прямо… честно говоря, оружие у тебя так себе. Не хочу тебя обидеть, видела я всякое, но чтобы вот такое… однозначно самое худшее оружие из всех, что я когда-либо в руках держала.

— Нормальный тесак для абордажного боя! — хмурится Кайсеки, тиская рукоять и чувствуя себя крайне неловко в той позе, в которую его поставили.

— Заточки нет практически. Ржавый. Старый. На рукояти не хватает одной заклепки. — загибает пальцы девушка в соломенной амигаса: — баланс… какой к черту баланс! Рукоять, кстати, неудобная. Для твоей руки маловата, для моей — большая. И тонкая. В общем ужасающее оружие, поистине ужасающее. Такое нужно в толпу врагов кидать, чтобы наводит страх и трепет на всех, кто вообще в оружии разбирается. Лучше бы ты вот, ножик с пояса снял. А это выкинь.

— Да я… — он опускает взгляд на свое оружие. Ненормальная девица в амигаса права, его тесак в ужасном состоянии. Но он не выбирал, его выкинули на берег и будто в насмешку дали ему самое худшее что только можно было найти. Его бывшие товарищи — плюнули ему вслед. Но… сейчас главное было не в этом. Главным было то, что он даже не заметил, как эта девица каждый раз упиралась торцом своей палки точно ему в основание кулака поднятой руки, не давая опустить ее. Для такого нужна не только скорость, но и точность. Верно рассчитанное время. Владение своим телом. И все это вместе — никак не могло быть у простой кисэн, танцовщицы из «цветочного дома». А уж то, как его тесак вдруг оказался у нее в руке… Кайсеки не был дураком, он видел сражения, видел смерть, знает, что такое поединок и как тяжело в бою соответствовать своим ожиданиям. Такие движения, спокойная уверенность незнакомки в своих словах и действиях, все это может означать только одно. Эта ненормальная — Кеншин! Мастер Меча!

Как только Кайсеки осознал это — в его голове наступила чрезвычайная легкость. Он всегда знал, что такие люди существуют, как-то раз даже видел, как один из Мастеров Меча прошел через сорок человек «Банды Сороки» как нож сквозь масло — не останавливаясь, продолжая идти размеренным шагом. Вот только на каждый шаг приходилось несколько взмахов меча, а люди вокруг него — разваливались на части, брызгали фонтаны крови, летели в стороны обломки мечей…

— Учитель. — Кайсеки, гордый моряк Берегового Братства — опустился на колени, прямо на грязную землю в темном переулке. Опустился и склонил голову к самой земле.

— Учитель. Позвольте мне следовать за вами, впитывая вашу науку всем сердцем. Я предлагаю вам свою службу в обмен на обучение. Мне больше нечего предложить, кроме своей жизни.

— Жизни? Твоя жизнь мне ни к чему. А вот знания пожалуй пригодятся. — говорит девица и он поднимает голову. Черная занавеска, скрывающая низ лица, с написанными на ней белым иероглифами — колышется так, словно она — смеется.

— Все что прикажете, Учитель. — он пытается разобраться что за иероглифы написаны там… неужели «меч» и «сердце»? Кеншин? А он, идиот, так и не понял, мог бы приглядеться…