Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия Низам ал-Мулька

Рассказ. В городе Рее, во времена Фахр ад-даулэ,[308] вазиром которого был Сахиб-Аббад, жил один богатый гябр, которого звали Бузурджумид. Он построил для себя на горе Табарек[309] сутудан, который и сейчас стоит на том месте, теперь его называют Дидэ-и-сипах-салар — „дозор воевод“; он находится выше гробницы Фахр ад-даулэ. Много труда и золота из казнохранилищ истратил Бузурджумид,[310] чтобы закончить сутудан с двумя покрытиями на вершине той горы. И был человек, исполнявший обязанности Мухтасиба, его звали Ба-Хорасан.[311] В тот день, когда сутудан был окончен, он взобрался туда, под каким-то предлогом, и громко прокричал намаз. Сутудан стал недействительным (?). После этого тот сутудан и назвали Дидэ-и-сипах-салар. И случилось так: под конец |146| правления Фахр ад-даулэ фискалы донесли ему; „каждый день сорок человек отправляются к этому Дидэ-и-сипах-салар; остаются там до захода солнца, затем спускаются вниз и рассеиваются по городу. Если кто у них спрашивает: „За каким делом каждый день вы туда ходите?“ Отвечают: „Для развлечения“. Фахр ад-даулэ приказал: „Приведите их ко мне и принесите все, что увидите у них“. Люди из придворных пошли, отправились на ту гору, но не смогли войти в то место. Они закричали снизу, те услышали, поглядели вниз, увидели хаджиба Фахр ад-даулэ с людьми свиты. Спустили лестницу. Когда хаджиб и другие поднялись, они увидали расставленные шахматы, разложенные нард, чернильницу, калем, бумагу, скатерть с пищей, кувшин с водой, глиняный кувшин и...[312] Хаджиб сказал: „Вас зовет Фахр ад-даулэ“. Они пошли к Фахр ад-даулэ. Случилось, что около Фахр ад-даулэ был Сахиб-Кафи. Спросил у них: „Вы что за люди? зачем ходите каждый день в эту дозорную башню?“ Ответили: „Для развлечения“. Сказал: „Развлечение могло длиться один два дня, а вот уже долгое время, как вы скрываете это дело. Говорите по правде, что делаете?“. Ответили: „Ни для кого не тайна, что мы — не воры, не кровники, не соблазнили ни жену, ни ребенка кого-либо, никто никогда не приходил к царю с жалобой на какую-либо обиду с нашей стороны. Если царь даст нам пощаду, скажем, что мы за народ?“ Фахр ад-даулэ сказал: „Ручаюсь за безопасность вашей жизни и имущества“, и произнес клятву. Они сказали: „Мы — дабиры и владетельные лица — остались без дела, этою державою обойдены и обездолены. Никто нам не приказывает службы, не обращает на нас внимания. Мы же прослышали, что в Хорасане объявился государь, зовут его Махмуд. Он привлекает к себе даровитых и красноречивых, не позволяет им погибнуть. Вот мы теперь прилепились к нему сердцем, отвратив надежду от этого государства. Каждый день мы ходим туда, беседуем друг с другом и жалуемся на судьбу. У всякого, кто едет по дороге, расспрашиваем о Махмуде, пишем послания нашим друзьям, которые в Хорасане, просим об их содействии, чтобы отправиться в Хорасан, народ мы семейный, в тяжелом положении и оставляем по необходимости свою родину. А теперь приказ за владыкой“. Услышав эту речь, Фахр ад-даулэ обратился к Сахибу, спросил: „Как ты смотришь на это? и что нам следует сделать с ними?“ Сахиб ответил: „Царь дал им пощаду. А они люди пера, известные, хорошего происхождения, некоторых я знаю, так как они имеют до меня касательство. Предоставь их мне, чтобы было сделано то, что необходимо сделать в отношении их. Завтра царь узнает о них“. Он приказал хаджибу: „Отведи их во дворец Сахиба и отдай ему“. Хаджиб взял их, отвел во дворец Сахиба и вернулся. Они же потеряли всякую надежду на сохранение жизни. Пришел Сахиб во дворец, призвал их, оглядел; через некоторое время появился фарраш, взял их и усадил в очень красивых покоях, украшенных и разубранных. Через некоторое время пришли виночерпии, принесли джулаб, выпили, принесли стол, поели пищи, вымыли руки, появилось вино, пришли музыканты, начали играть на струнах, принялись выпивать. Кроме фарраша никого не допустили в то помещение; никто не знал, какова их судьба. Весь город, мужчины и женщины, горевали о них, дети и родственники плакали. Прошло три-четыре дня, от Сахиба прибыл некий хаджиб со словами: „Сахиб говорит: моему дому не приличествует быть тюрьмой. Эти сутки — вы мои гости. Будьте спокойны, живите весело. Завтра, когда Сахиб вернется из дивана, он устроит ваше дело“. Затем хаджиб приказал привести портного, выкроил двадцать джуббэ из диба, устроил двадцать тюрбанов из ткани касаб, приказал привести двадцать лошадей с седлами и сбруей. Когда на другой день солнце показалось из-за гор, все было устроено. Затем Сахиб позвал всех к себе, каждого одел в джуббэ и тюрбан, дал лошадь и снаряжение, назначил службу, некоторым он приказал пособие и, одаривши всех, в довольстве отослал по домам. На другой день все, устроенные и убранные, явились для приветствия к Сахибу. Сахиб |148| сказал: „Теперь не пишите письма султану Махмуду, не желайте несчастья нашему царству, не плачьтесь, не жалобьтесь“. Когда Сахиб пришел к Фахр ад-даулэ, тот спросил: „Что ты сделал с теми людьми?“ Ответил: „О, царь! всем я дал лошадь, снаряжение, джуббэ и чалму; у всякого, кто в этом диване имел две службы, одну отнял и дал им, так что всех отпустил по домам с должностью. Все они творят благодарственные молитвы“. Это понравилось Фахр ад-даулэ, он одобрил и сказал: „Если сделать иначе, было бы неподобающе. О, если то, что ты сделал в этом году, ты бы сделал два года тому назад! они не склонялись бы к нашим врагам!“