Сибирь и каторга. Часть первая

Содействие остроумия для иносказания в новейшее время от старого объяснилось лишь тем, что опыт и практика умудрили мастеров выражать понятие коротким термином, одним словом (у мазуриков: трясогузка — горничная, меховые вещи — окорока, барышник — мешок, белье на чердаке — голуби, кана — кабак, граблюхи — руки и проч.). В старину до этих иносказаний доходили не сразу, но рядом целых выражений. Тогда же еще надо было, приводя понятие, объяснить его и втолковывать: пустить рыбу ловит

ь — утопить; судейское кресло — стул, на котором собачк

и вырезаны; палки (орудие казни) — лоза

, чем воду носят; воры — купц

ы пропалых вещей ("что не увидит, все купит, а ежели увидит что дешевое, то ночь не спит", вора за купца современные мазурики приняли уже на слово); часовой-гремело, что по ночам в доску гремит; вино — товар из безумного ряда и проч. Были, впрочем, и готовые слова, из которых старинные воры (например, в прошлом столетии) могли составлять целые темные фразы, понятные по языку и современных мазуриков. У Ваньки Каина в собственном его сказании встречаются две: "когда маз на хаз, то и дульяс погас" (когда атаман в избу, то и огонь погасили, выговорил он, когда забрался в чужой дом с шайкою) и "трека калач ела, стромык сверлюк страктирила" — с воли сказал товарищ заключенному, извещая его о том, что в калаче, который он подал Христа ради при сторожах-свидетелях, положены ключи отпереть замок кандальной цепи. Зато Каиново же сказание переполнено такими немудреными блестками дешевого площадного остроумия, в которых уже нельзя не видеть стремления выработать новые слова для обихода и в которых столь обычная тюремным сидельцам озлобленность обнаруживается уже в полном блеске.

Ванька Каин, как сбежал от помещика на воровской промысел, загубивший его душу, так и сострил, написав на господской стене: "Пей воду, как гусь, ешь хлеб, как свинья, а работай черт, а не я". Затем он воровал и товарищам наказывал: "Бей во все (в овсе), колоти во все, и того не забудь, что и в кашу кладут" (забирай все, ничего не оставляй). А уворовал, то и выговорил: "Тяп-да-ляп, клетка в угол, сел и печка". Острил он, живя и под Каменным мостом в Москве (а "каменный мост воришкам погост: пол да серед сами съели, печь да полати в паек отдам; пыль да копоть, притом нечего лопать"). Острил он, когда жил и убивал на Волге и убитых завертывал во "персидский ковер, что соль вешают" (рогожный куль). Когда шел грабить помещика Шубина, извещал его так: "Неужели у тебя летней одежды нет, а всегда ходишь в шубе? Почему и будут к вам портные для шитья летних кафтанов". Переезжают воры через реку, офицер попадается и спрашивает: "Что за люди?" — молчат. Съезжают на берег, отвечают: "Ты спрашивал нас на воде, а мы спрашиваем тебя на земле; лучше бы ты в деревне жил да овины жег, а не спрашивал проезжих". Атаман отнял у офицера шарф и шпагу, но велел заплатить несколько денег и отпустил. Ту же сословную озлобленность, вдохновленную лишениями, нес Каин с товарищами повсюду, во многие другие места. Не переставал он острить и тогда, когда попадался на суд: "Овин горит (беда нависла), а молотильщики обедать просят" (надо дарить подьячих). Он и подкупает, подьячему шепчет: "Будет тебе муки фунта с два с походом", т. е. кафтан с камзолом. А затем на суде: "согнулся дугой, и стал как другой, будто и не я". И опять не прочь острить на допросе: "Баня здесь дешева, стойка по грошу, лежанка по копейке"; "Какой на господине мундир, такой и на холопе один"; "Все вы нашего сукна епанча", т. е. такие же воры. Попавшись в тюрьму и сидя в ней, "молится Петру, чтоб сберег сестру", т. е. удалось бы убежать. Побег удается, потому что выручают товарищи, которые умеют темно говорить и хитро делать. Они сами являются в тюрьму под видом благодетелей с подаянием, сами предлагают услуги и спрашивают: "Не хочешь ли бежать из-под караула? У Ивана в лавке по два гроша лапти". Сказанную фразу, до кого она касалась, понимали, и в сказаниях Ваньки Каина сохранилась такая фраза на отказ, что он об этом думал с товарищами и время к побегу сам хочет выбрать: "Чай примечай, куда чайки летят".