Сибирь

— Федот Федотыч добыл! И знаете как? Пошел на клюквенные болота, на моих глазах разгреб енег над двумя моховыми кочками, содрал моховой покров, принес в избу. Тут мох растаял, и мы набрали из него целый туесок крупной ягоды. Что-то кашель начал его по ночам донимать. Ну вот он и раздобыл себе лекарство. И мне велел пить чагу с клюквой. Этому, говорит, снадобью цены нет. — Акимов засмеялся добродушно, звонко, и Поля поняла, что старик очень ему по нраву пришелся.

— А можно мне вначале кружку чаю с клюквой выпить? — Поля хотела назвать Акимова товарищ Гранит, но замялась, как-то это все же непривычно.

Акимов почувствовал это и сказал:

— Зовите меня, Поля, так же, как зовет Федот Федотыч, — Гаврюха. А чаю я вам сейчас налью.

Акимов сухими поленьями подбодрил печку, и она уже гудела во всю ивановскую. Через несколько мину г чайник забулькал. Акимов принес с улицы туесок с мороженой клюквой.

— Пейте, Поля. Как утолите жажду, начнем обедать.

Акимов не дал Поле даже прикоснуться к котелку.

Все подготовил сам: разогрел, налил в миску похлебку, сюда же положил сваренного рябчика, выставил на стол кусочки соленого чебака на дощечке.

— Ешьте, пожалуйста. У нас с Федот Федотычем слабовато стало насчет сухарей Но вам я одолжу из нашего с ним неприкосновенного запаса. — Акимов встал, чтобы вытащить из туеска, стоявшего на полке, сухарь, но Поля остановила его:

— Я вас свежим хлебом угощу. У меня целая коврига.

Поля достала из своего мешка круглую ковригу хлеба, разрезала ее пополам.

— Это на дорогу вам. А это можно есть.

Акимов давно уже не ел свежего хлеба. Вяял ломоть, нюхал, а откусывать не решался. Наконец откусил, жевал долго, с аппетитом.

— Много изумительного придумали люди, а хлеб — самая потрясающая находка человека. — Акимов причмокнул языком, не скрывая наслаждения. Поля развеселилась, наблюдая за Акимовым.

— Обычный ржаной хлеб. Да к тому же еще крупного помола — А вот тем и дороже! А как пахнет! Заполонил запахами всю избу. — Акимов съел большой ломоть, съел бы и второй, но сам остановил себя: — Достаточно, надо оставить и на завтра.

Разливая густой навар чаги по кружкам, Акимов решил, что теперь можно поговорить и о деле.

— Скажите, Поля, какие же устные наказы передавал мне товарищ Глухарь?

— Значит, так. — Поля замолчала, вспоминая, что говорил отец, заглянула в выжидающие глаза Акимова, сказала: — Выйдем завтра рано утром. Дойдем до дедушкиной землянки. Там ночевка. А вот от землянки путь будет подлиннее верст на десять Обойдем стороной Парабель и к вечеру придем в Чигару. Оттуда в ночь ямщик Ефим Власов повезет вас дальше Куда повезет, не сказано. Глухарь… — Поля смутилась, помолчала, с поспешностью продолжала: — Глухарь сказал: про остальной путь знает тот, кто повезет.

Вероятно, сообщение Поли ничего нового не содержало для Акимова, обо всем этом было сказано в записке, которую он перечитал несколько раз, но выслушал Полю Акимов внимательно. Помолчав, спросил:

— Выходит, в этой самой Чигаре ночевки у меня не будет?

— Нет. В ночь вас повезут дальше, — подтвердила Поля и, помолчав, высказала свое предположение: — Думаю, потому вас повезут в ночь, чтоб проехать станки, на которых сыск ведется.

— Ну положимся на судьбу и особенно на товарищей, — пошутил Акимов.

В избе стемнело. Посверкивала полосками света лишь печка. Акимов открыл ее дверцу. Зажег лучинку, запалил светильник.

— В какое время выйдем, Поля? — спросил он.

— Начнет светать — и мы на лыжи.

— Хорошо Я сейчас кое-что приберу, чтоб не заниматься этим завтра, и потом, вы утром рано не поднимайтесь, спите, я вскипячу чай, сварю рябчиков. И если вы не проснетесь, разбужу вас.

— Я привыкла вставать в четыре-пять утра Коров хожу доить.

Можно было бы, пользуясь этим намеком, пуститься в расспросы о Полиной жизни, но Акимов счел себя не вправе делать это. Товарищ Глухарь написал кратко: составлен маршрут вашего побега, необычный, несколько удлиненный по расстоянию, но зато наиболее безопасный. До деревни Чигары вас проведет Поля, и все. Кто такая Поля? Какое она имеет отношение к Глухарю?

Чем она занимается? Ни слова.

Единственно, в чем убежден Акимов — в родстве Поли и Федота Федотовича. Поля называла старика по имени и отчеству, но раза два обмолвилась: "дедушка".

Вспомнилось Акимову и другое: как-то еще по первости, когда речь зашла о девушке, спасшей его на курье, старик не удержался и с гордостью воскликнул: "Внучка моя! Разъединственная!"

Акимов вздохнул, сожалея, что не может по обстоятельствам собственной жизни утолить свое любопытство, и посоветовал Поле ложиться на нары.

— Лягу, пожалуй. Ноги-то наломала за два дня, — сказала Поля и, подойдя к нарам, забилась в самый угол.

Акимов думал, что она сейчас же заснет, но Поля лежала с открытыми глазами, и, изредка поглядывая на нее, он видел, что она неустанно следит за ним.

— Раз вы не спите, Поля, хочу спросить вас: что мне делать с этой доской? — сказал Акимов, держа в руках склеенную доску шириной почти в столешницу.

— Что же, в других местах России доски не найдете? — усмехнулась Поля.