Сибирочка

– Твоя может отдыхать… Твоя спи спокойно… Ребята не ушел… Веревки крепкий… А отдохнет твоя… ехать может… Лун дорога знает… Лун умен… больно умен собака…

– Ладно, усну, притомился я! – послышался в ответ грубый голос Зуба, и за ним последовал сладкий зевок.

Должно быть, вкусный обед и теплота чума разморили бродягу, и его теперь клонило ко сну. Вскоре голоса в чуме затихли, и оттуда послышался один только храп. Воспользовавшись этим, Андрюша тихо проговорил бодрым голосом на ухо своей маленькой подруге:

– Не бойся ничего. Он не посмеет сделать нам зла! – и в то же время с горечью подумал про себя: «Вряд ли он завезет нас далеко… Вернее, он убьет нас тут же, поблизости чума. Как он обманул доверчивого Нымзу! Ну что ж! Когда-нибудь надо умирать… Жаль только Шуру. Она еще так мала и не видела жизни… Бедное дитя!»

Он с усилием повернул голову в сторону девочки, желая еще раз ободрить ее, и увидел, что она лежит без движения. Сибирочка, очевидно, либо, не подозревая всей страшной опасности, уснула, несмотря на неудобное положение в санях, либо, напротив, от пережитых волнений лишилась чувств.

Короткий зимний день клонился к закату. Было не позднее трех-четырех часов, а уже сумерки сгущались в тайге. Поднимался резкий ветер. Деревья зашумели кругом. Запряженный в сани Лун дремал стоя. Андрюша тоже закрыл глаза, стараясь забыться.

Вдруг чье-то легкое прикосновение к его плечу разом вернуло мальчика к действительности.

Перед ним в сумерках сгущавшегося раннего вечера стоял Нымза.

В его руках блестело что-то. Андрюша вгляделся попристальнее в этот блестящий предмет и увидел, что это был нож, тот самый нож, при помощи которого остяк несколько часов тому назад на глазах Андрюши так ловко сдирал шкуру с медведя.

Страшная мысль промелькнула в голове Андрюши: «А вдруг Нымза пришел убить их, чтобы сделать приятное Зубу?»

Холодный пот проступил на лбу мальчика, сердце перестало биться.

Остяк наклонился над лежащим и поднял руку.

Андрюша невольно закрыл глаза, шепча молитву. Что-то холодное коснулось его руки… И когда он снова поднял веки, веревки, связавшие его ноги и руки, а также и Сибирочки, были уже в руках Нымзы.

Последний наклонился к самому уху мальчика и, широко улыбаясь своим плоским, широким, как луна, лицом, заговорил быстро-быстро:

– Нымза – твоя приятель… Нымза – твоя друг… Нымза знает, что там (он указал рукою по направлению чума) спит злодей… Злодей хотела убить твоя и девушка, но моя спасла. Моя решил: надо связать и положить ваша в санки, надо, чтобы злодей видал, как ему помогают, и уснул спокойно… А теперь вот что: бери вожжи… Твоя поедет. Лун повезет. Лун дорогу знает на русский поселок. Там машина ходит. Машина на Тобольск пойдет… С Тобольска на русский землю дальше можно поехать… Ну, твоя прощай… Девушка, прощай тоже… Счастлива дорога… На поселке Лун пошли обратно… Он уж сам дорогу знает. А моя злодею скажет: «Убежали оба и Лун украли». Вот хорошо! Прощай!

И, охваченный радостным оживлением, добрый остяк погладил по голове Андрюшу, потом Сибирочку, недоумевающе, спросонья таращившую глазенки. Затем, попробовав упряжь на Луне, обнял его лохматую голову и долго шептал ему что-то по-остяцки прямо в мохнатое ухо. Лун точно понял, что ему шепнул его хозяин, разом взял с места как встрепанный и не хуже любого коня помчался вскачь, унося привязанные к нему санки с двумя детьми.

Андрюша оглянулся назад: ему хотелось поблагодарить великодушного Нымзу, хотелось выразить ему все, что он чувствовал к своему спасителю в эту минуту; но когда он посмотрел назад, ни чума, ни Нымзы уже не было видно. Одна глухая тайга шумела позади него.

Глава XV Пурга. – Новая опасность. – У цели

– Какой он добрый! Какой великодушный! Он не побоялся даже дать нам все свое богатство: и Луна, и санки, – говорил Андрюша Сибирочке, предварительно рассказав девочке про поступок Нымзы. И тут же он смолк смущенно, вспомнив, как заподозрил благородного остяка в сообщничестве с бродягой Зубом, как он испугался его ножа, когда тот пришел этим ножом перерезать веревки и дать им свободу…

Лун между тем не убавлял ходу, несмотря на то что ночь сгущалась и в тайге воцарялась постепенно полная тьма. Он, со свойственной охотничьей собаке чуткостью, отлично выбирал дорогу, минуя деревья, выраставшие на каждом шагу, как огромные черные призраки.

Но вот неожиданно поднялся ветер, затрещали вершины великанов дубов, посыпались старые гнилые сучья. Поднялась метель-пурга и закружилась по тайге, вырывая снежные хлопья и носясь с ними по лесу.

– Какое несчастье, – произнес Андрюша, – теперь нам вдвое труднее добраться до поселка. Пурга разыгралась не на шутку, и бедному Луну будет очень тяжело везти нас.

– Да, – согласилась Сибирочка, – и потом, ты не чувствуешь, что страшно холодно стало в лесу?