Сибирочка

Я вижу всю семью моего друга и его самого, здорового, невредимого, сидящего в кругу своей семьи. Он рассказывает что-то жене и детям, а те улыбаются, а у самого слезы стоят в глазах. Слезы умиленья и счастья.

– Ну, что же, узнала ты, что хотела? – спрашивает царевна Снежинка.

– Все! Все узнала! – говорю я радостно. – Теперь летим в другое место, в дом моих родных! Я хочу видеть, что они там делают после моего отъезда.

– Хорошо! Изволь! – звенит моя спутница. – Сегодня я в твоем распоряжении. Проси чего хочешь!

И мы снова поднимаемся с нею на воздух и летим с быстротою стрелы.

Передо мною высокое четырехэтажное здание с массою ярко освещенных окон. Я сразу узнаю его. В нем живет дядя Мишель и его семья.

Быстро подлетаем мы с царевной Снежинкой к окну столовой, и я заглядываю туда.

Вся семья сидит за вечерним чаем. Но никто не притрагивается к нему. Стенные часы бьют десять.

Входит Федор, быстро и неслышно, как всегда.

– Что барышня? Еще не возвращалась? – спрашивает дядя.

– Никак нет, – отвечает лакей.

Дядя бледнеет и хватается за голову. На его лице такое страдание, что жутко делается смотреть на него.

– Успокойся, Мишель, – говорит тетя Нелли, – я заявила в полицию, и Лена найдется!

– Ах, что ты говоришь, – в тоске восклицает дядя, – пока полиция отыщет ее, она может замерзнуть в какой-нибудь трущобе! Бедная девочка! Бедная малютка! Какой ответ я дам твоей покойной матери! – И дядя тихо, беззвучно рыдает, охватив руками голову.

– А все из-за Баварии! Все из-за нее! – слышится чей-то злобный шепот на конце стола.

– Что такое? Кто смеет? – так и подпрыгивает на своем стуле Матильда Францевна, сидевшая тут же. – Как вы смели сказать?

И, вскочив со своего места, она подбегает к Жюли, поместившейся подле Толи на противоположном конце стола.

– Конечно, из-за вас! Из-за вас все это случилось, – смело говорит девочка, и большие черные глаза ее зло сверкают из-под темных бровей. – Не обращались бы так худо с Леной, не обижали бы ее поминутно – не случилось бы ничего такого!

– Молчать! – возвышает голос Бавария.

– Правда! Правда, Жюли! – пищит за сестрою мой милый Пятница, и слезы ручьем текут из его глаз. – Килька ревельская! Лягушка! Злючка! Крыса! Клетчатая вешалка! Ненавижу вас за Лену, ненавижу! Бррр!

И он плачет на весь дом, громко всхлипывая и утирая глаза кулаками.

Я не могу больше выносить этого зрелища и шепчу моей спутнице:

– Летим скорее! Летим отсюда!

– Охотно! Но куда? Я жду твоего указания, – слышится ее колькольчик-голосок.

Я задумываюсь на минуту. Потом быстрая мысль вихрем проносится в моей голове.

– Я хочу видеть маму! Покажи мне мою маму, царевна Снежинка! Ты говоришь, что все можешь, лети со мной к ней.

На этот раз колокольчики не звенели и воздушная девочка не рассмеялась своим звонким смехом. Лицо у нее стало серьезное, даже печальное, и она сильнее сжала мою руку своею.

Мы медленно стали подниматься вверх.

Но чем выше летели мы, тем взмах крыльев Снежинки становился все медленнее и слабее… И личико у нее побледнело, и губки раскрылись. Видно было, что она дышала с трудом.

Еще один взмах, одно усилие – и внезапно моя спутница заколебалась в воздухе.

– Что с тобою? Ты устала, Снежинка? – вскричала я.

– Нет! Нет! – услышала я слабый голосок у самого моего уха. – Но ты просишь невозможного. Такой услуги я тебе оказать не могу. Я слишком понадеялась на свои силы и этим погубила и тебя и себя. Мы падаем… смотри!

В ту же минуту я почувствовала, как моя спутница выпустила мои пальцы из своей руки, потом все закружилось, завертелось и заплясало перед моими глазами…

Ужас охватил меня всю…

– Снежинка, где ты? Где ты, Снежинка? Не оставляй меня одну! Мне страшно, мне страшно! – вскричала я диким голосом и, несколько раз перевернувшись в воздухе, быстро-быстро полетела со своей заоблачной высоты прямо на землю…

Глава XXIII Сон переходит в действительность

– Снежинка! Где ты? Где ты? – кричу я еще раз и с усилием открываю глаза…

Где я? Кто это?

Передо мною Снежинка. На ней белое платье, но лучезарных крыльев я не вижу у нее за спиной. И звонкого смеха ее не слышно больше.

Она заботливо склоняется надо мною. Я не вижу хорошо ее лица, потому что лампа заслонила его зеленым абажуром и стоит Снежинка спиной к свету. Но я рада, что она снова подле меня. Мне хочется утешить ее, успокоить. Мне самой так хорошо и тепло в широкой, мягкой постели под стеганым шелковым одеялом, на мягкой подушке, от которой так чудесно пахнет.

Я хочу, чтобы и Снежинке было так же хорошо, и я протягиваю к ней руки и прошу слабым голосом:

– Пожалуйста, Снежинка, ляг со мною… Ведь ты тоже устала. Отдохни.

Она послушно кладет голову на подушку рядом. Свет лампы падает на ее лицо – и…

– Анна! – вскрикиваю я не своим голосом. – Вы! Здесь! Со мной!

– Тише, тише, Леночка! – шепчет подле меня хорошо знакомый, дорогой голосок. – Ради Бога, тише! Доктор прописал тебе покой и сон, а то он запретит мне ухаживать за тобою и прогонит отсюда!

– Прогонит отсюда? О!