- Закон не позволяет! Закон! - произнес он с расстановкой, но решительно, отсекая возможность дальнейших переговоров.
- Смотри, атаман! - Старик криво усмехнулся. - Отольются тоби наши слезки. Кабы сам кровушкой не умылся.
- Ах, ты!.. - Шаньшин задохнулся от гнева. Вскочил и, топорща в ярости усы, гаркнул:
- Петро! Иван! - И когда два дюжих казака при шашках и нагайках выросли на пороге, махнул рукой на мужиков:
- В шею их, в шею! И чтоб даже шагу на крыльцо, чтоб в станицу вовсе, он перевел дыхание и крикнул уже в спину торопливо покидавшим канцелярию посланцам Полтавки:
- ..не пущ-щать!
Никита Матвеевич вздохнул и поднес к глазам казенную бумагу с инструкцией, писанной неким полковником Кудряшовым, в которой разъяснялся порядок охраны границы иррегулярными, то есть казачьими, войсками.
- Ишь ты, - атаман сердито отбросил бумагу, - писака! И близко не стоял с казаками, а вишь выдумал! Иррегулярные войска! - произнес он с презрением и сплюнул с крыльца. - Допрежь, чем писать, на границе надо побывать и не на коняке проехать, а на пузе вдоль нее проползти. - Он опять сплюнул и еще с большим негодованием произнес:
- Развели в штабах баглаев <Баглай/> - дармоед (диалект.).>. Нас бы поспрошали сперва, бумагомараки!
Сорвав плохое настроение на бумаге, Никита Матвеевич несколько успокоился и сладко зевнул. Можно было вздремнуть до приезда гостей, но в дом он не пошел. Набив трубку ароматным табаком, он закурил и блаженно прищурился. Как хорошо иногда почувствовать себя, хотя бы на короткий срок, ничем и никому не обязанным. А просто сидеть бездумно, глядеть на небо, на облака, что гигантскими башнями встают на горизонте, прислушиваться к слабым звукам и шорохам засыпающей природы.
Облака тем временем потемнели, растеклись по небу серой пеленой. Тензелюкский голец скрылся в густой туманной завесе. Вдруг из туч хлестанула молния, и Никита Матвеевич перекрестился. Грозы еще не хватало! Но одновременно с первым ударом грома ворвался в станицу заливчатый перезвон колокольцев.
Шаныиин радостно вскинулся, но тут на пороге показались жена и его младшие - близнецы Сашка и Шурка.
- Кажется, Гаврюша? - Елена Сергеевна радостно посмотрела на мужа. Припозднились, но все ж к ночи добрались!
Никита Матвеевич посмотрел из-под руки на гору. Тройка и несколько верховых уже миновали самый крутой участок.
Еще пара минут - и они здесь! Близнецы, уже не дожидаясь команды, кинулись к воротам и распахнули их во всю ширь, а Степан, прижимая шапку к широкой груди, встречал тройку с улицы.
Шаньшин прикрикнул на жену, чтобы не глазела понапрасну, а мчалась бы в дом и проверила, все ли готово к приему гостей, и сам проворно сбежал по ступенькам вниз. Бренча колокольцами, во двор въезжала тройка добрых гнедых лошадей.
- Здорово, станичники! - приветствовал Никита Матвеевич казаков, спешившихся у коновязи за воротами. А глаза уже искали сына. Гаврюха вошел во двор вслед за коляской, ведя в поводу своего коня. - Как добрались? спросил атаман и, не дожидаясь ответа, тут же задал второй вопрос:
- А гостей, что ж, встретил али нет?
Гаврила сбил папаху на затылок и засмеялся:
- Сморило гостей с непривычки! Всю дорогу бодрились, а верст за пять до станицы, чую, засвистели носами. Решил не будить.
Но, заслышав громкий разговор, приехавшие выглянули из коляски. Иван первым выпрыгнул из экипажа. Прихрамывая, видно, отлежал ногу, и радостно улыбаясь, он направился к Никите Матвеевичу. А тот широко раскинул руки ему навстречу.
- Иван Лександрыч, дорогой! Рад тебя видеть! - Он по-медвежьи облапил гостя, приподнял его над землей и даже слегка встряхнул, отчего лицо Ивана покраснело и приобрело растерянное выражение. Атаман вернул его на землю и отступил, окинув гостя умильным взглядом.
Иван встряхнулся, поправил тужурку и пожал руку атаману. Глаза Вавилова радостно сияли.
- Вот и свиделись наконец! По правде, я уж и не думал, что в этом году получится. Служба такая, сам понимаешь...
- Што ж не понимать, коли сами служивые, - басил добродушно атаман и продолжал внимательно разглядывать Ивана. - Смотри-ка, исхудал совсем. Видать, не хлеб с медом служба, а? Вона и седина пробивается... - Он хлопнул Вавилова по спине. - Да што это я? Такой же молодец, Иван Лександрыч! Орел! Богатырь!
"Богатырь" ухмыльнулся и смущенно посмотрел на Алексея, а Шаньшину полушутя, полусерьезно сказал:
- Плюнь, Никита Матвеич, сглазишь!
- Дело говоришь, Иван Лександрыч, как бы не сглазить, - усмехнулся атаман и сплюнул три раза. Обхватив Ивана за плечи, слегка потряс его. Ничего, нас никакая хитина <Хитина/> - беда (казачье).> не возьмет. Мы ведь, Ваня, из одного булата кованы, на одном оселке правлены.
- Это точно! - расплылся в довольной улыбке Вавилов и повернулся к Алексею, который продолжал стоять рядом с экипажем:
- А это, Никита Матвеич, друг мой лучший - Алексей Дмитрич Поляков. Сговорил я его с собой, а то он от городской пыли совсем зачах!
- Хорошее дело! - Атаман крепко пожал руку Алексею. - Добро пожаловать на казачью землю. - И, заглянув ему в глаза, весело прищурился: